– Но они же хотят твоего возвращения?
Томас нахмурился:
– Это что? Интервью? Неужели не можешь отвлечься от работы хотя бы за стенами редакции своей паршивой газетенки?
– Виноват, я не хотел лезть в твои дела.
Томаса прошиб озноб, и он сам не знал, вызвано ли это похмельем или холодным утренним бризом.
Эдуардо улыбнулся:
– Мне кажется, тебе лучше было бы вернуться. Ты был хорошим полицейским. Ты и сейчас хороший полицейский, поверь мне. – Эдуардо выплеснул остатки кофе за борт.
– Это никого не спасает, если сверху тебя решили остановить, – ответил Томас.
– Прямо так взяли и остановили?
Томас пожал плечами:
– Мне не поручили расследования. Не подпускали всеми способами, а когда способов не осталось, отправили в отпуск. – Томас горько усмехнулся.
– Сколько времени с тех пор прошло?
– С тех пор, как меня отправили в отпуск?
– Нет… С тех пор, как случилось то самое.
– Скоро будет год.
– Черт знает что, а не год.
– Да, черт знает что.
Встав со скамейки, Эдуардо направился к трапу, ведущему на палубу. Начав спускаться, он обернулся к Томасу:
– Это гиблое дело, Томас. Его невозможно раскрыть.
– Сам знаю, – сказал Томас.
– Может, пора оставить позади… ну, все это… и жить дальше.
– Сам знаю, – повторил Томас.
9
Перед глазами тянулось пустынное, голое поле. Первые солнечные лучи с трудом пробивались сквозь густую пелену тумана, за которой едва виднелись окаймлявшие поле деревья. Эрик с отцом сидели в зеленой охотничьей вышке, приподнятой над землей на небольших стойках, с ними был Юхан Эдель – один из товарищей отца по охотничьим вылазкам. Эрику недавно исполнилось десять лет, и отец в первый раз взял его с собой на охоту. Они сидели в засаде уже третий час, ожидая, когда загонщики выгонят на них оленей. Руки у Эрика так озябли, что он с трудом удерживал на весу тяжелый бинокль, в который высматривал дичь.
– Замерз, Эрик? – приглушенным голосом спросил его отец. Отцу Эрика, Бертилю, было уже далеко за пятьдесят, под глазами у него видны были набрякшие мешки, а нос с красными прожилками говорил о том, что он большой любитель прикладываться к бутылке.
– Н-нет, я ничего, – заикаясь, выговорил Эрик и покрепче сжал бинокль, чтобы тот не выпал из трясущихся рук.
Отец опустил винтовку – благородный «винчестер магнум» с прикладом орехового дерева – и погладил сына по голове:
– А ты похлопай себя руками по бокам, я всегда так делаю, чтобы согреться.
Он быстро продемонстрировал, как это делается.
Юхан Эдель стрельнул в них сердитым взглядом холодных голубых глаз.
– Сейчас же прекратите это! – сказал он гнусавым голосом. – Так вы всю дичь распугаете к чертям!
Юхан был тридцатипятилетний мужчина, мускулистый, с гладко зачесанными, как у английского