Сразу отметим, что такой подход к изучению вопрошания оставляет в стороне основные практики с вопрошаниями, за исключением формальной логики и программирования. А нас интересует именно это основное множество.
Отдельные философы, конечно, обсуждали феномен вопрошания, но скорее в плане постановки вопроса.
[Например,] Х.-Г. Гадамер особо подчеркивает герменевтическое первенство вопроса: «Совершенно очевидно, что структура вопроса предполагается всяким опытом. Убедиться в чем-либо на опыте – для этого необходима активность вопрошания». Гадамер выявляет существенную связь между вопрошанием и знанием: «Знание может быть лишь у того, у кого есть вопросы». В этой связи вполне оправданным представляется следующий тезис: «Искусство вопрошания есть искусство спрашивания-дальше, то есть искусство мышления. Оно называется диалектикой, потому что является искусством ведения подлинного разговора»24.
Рабочие различения и понятия
Современному человеку представляется, что люди всегда задавали вопросы и отвечали на них. Однако в текстах Древнего мира примерно до середины второго тысячелетия до нашей эры мы не находим вопросов в нашем понимании. Интересно и то, что первые вопросы адресованы не людям, а богам, причем в ситуации кризиса, когда люди разуверились в божественной поддержке. Активные и инициативные индивиды древних Вавилона и Сирии пишут письма своим личным богам, которых вопрошают о милости. До нашего времени дошло, например, такое письмо, написанное на глиняной табличке:
Богу, отцу моему, скажи! Так говорит Апиль-Адад, раб твой: Что же ты мною пренебрегаешь? Кто тебе даст (другого) такого, как я? Напиши богу Мардуку, любящему тебя: прегрешения мои пусть он отпустит. Да увижу я твой лик, стопы твои облобызаю. И на семью мою, на больших и малых взгляни. Ради них пожалей меня. Помощь твоя пусть меня достигнет25.
Понятно, что за богов отвечали жрецы храмов, то есть не человек, а религиозный институт, и ответ представлял собой часть культурного ритуала.
Вопросы от человека к человеку появляются только с формированием