– Требуй! оно готово!
– Мы увидим.
Она как то особенно ударила в ладоши. Вошел невольник и по ее знаку поставил около постели стол из полированного дерева,– ножки которого были из слоновой кости и имели форму львов,– а на этот стол чашу и сосуд. Потом он удалился.
Тогда, указывая на них рукой Гипериду, который следил любопытными глазами за этой сценой, Фрина сказала ему:
– Знаешь, что в этом сосуде!
– Откуда я могу знать! – возразил Гиперид.– Икарское или Корцирское вино, которого ты любишь выпить вечером нисколько глотков.
– Нет, там не вино. Слушай Гиперид, минуту назад ты считал меня за жестокую статую. Я не статуя, но я жестока. Ты предложил мне жизнь Евтихия за одну ночь счастья… Я отказалась… Но ты также предлагал свою: я принимаю… В этом сосуде яд, страшный и приятный яд; он не причиняет страдания. Через несколько часов после приёма ты тихо заснешь… А мне хочется, чтоб завтра все Афины повторяли: «У Гиперида не было денег, чтоб заплатить Фрине, он заплатил ей своею жизнью!»
Гиперид взял твердой рукой чашу.
– Лей! – сказал он.
Она налила.
Он хотел выпить, но она остановила его.
– Погоди, – проговорила она.– Подумай… Это не пустая игра: ты умрешь.
– Через сколько часов?
– Через пять или шесть.
– Пять или шесть вечностей наслаждешя!.. За нашу любовь, Фрина! – и он сразу осушил чашу, далеко отбросив ее.
– Теперь я достоин тебя?
– Да, – ответила она, подавая ему руку. – Я люблю тебя! Я твоя…
На рассвете Гиперид проснулся.
Первый взгляд его встретил улыбку Фрины.
– Так я не умер? – весело вскричал он.
– Ты пожалеешь об этом!
– Нет, потому что в могиле, я бы не мог бы уже любить тебя..
Эта ночь любви имела много, сестер. И Фрина не скрывала нежной привязанности к Гипериду: она повсюду являлась с ним.
Это было неблагоразумно, потому что она знала злость Евтихия. К печали причиненной презрением Фрины прибавилась ярость при виде ее любовником собрата по профессии. Однажды, когда она прогуливалась с одной своей подругой, к ней подошел Евтихий.
Она хотела удалиться.
– Только два слова, – сказал он голосом, который выражал и мольбу и угрозу.
– Ну что?
Он наклонился к ней ж прошептал:
– Моя любовь и пять талантов… или ненависть и смерть… выбирай!
Фрина вздрогнула, при объявлении этой войны, но силой воли сдержав движение, выражавшее боязнь, она иронически ответила, смотря прямо в лицо Евтихию:
– Так, значит, это правда, что змея свистит перед тем как ужалить… Свисти же, Евтихий, но чтоб ужалить, верь мне, сначала вставь зубы; это не повредит тебе.
И она удалилась.
Через две недели Евтихий представил Фрину пред