– Говори без опасения, не колеблясь. Я должен знать все, Ролан. – И прибавил после минутного молчания: – Ты знаешь, что я люблю Сабину так же, как люблю Нисетту. Ты должен понять, какое горе, беспокойство и жажду мщения испытываю я.
Ролан пожал руку Жильберу.
– О! Я чувствую то же, что чувствуешь ты, – ответил
он.
– Отвечай мне откровенно: не внушила ли Сабина кому-нибудь такой же любви, какую чувствую я?
Жильбер пристально смотрел на Ролана.
– Нет, – отвечал тот твердо.
– Ты в этом уверен?
– Так же уверен, как ты в том, что Нисетта не любит другого.
На улице послышался шум приближающейся кареты; толпа зашевелилась.
– Перед домом остановилась карета, – сказала одна из служанок.
– Это вернулся Доже, – добавил Жильбер.
– Нет, – возразила Кино, которая подошла к окну и смотрела на улицу, – это герцог Ришелье.
– И Фейдо де Марвиль, начальник полиции, – прибавил Ролан.
– И еще двое других, – сказала Нисетта.
– Это доктор Кене и виконт де Таванн.
– Боже мой! Зачем они сюда приехали? – спросила Нисетта с любопытством.
– Вот другая карета! Это мой отец! – вполголоса произнес Ролан.
– Бедный Доже! – сказала Кино, возвращаясь к постели. – Как он, должно быть, огорчен.
Приезд двух карет, герцога Ришелье и начальника полиции, произвел впечатление на толпу, окружавшую дом. Жильбер сделал шаг назад, бросив в зеркало быстрый взгляд, как бы желая рассмотреть свое лицо; потом, закинув на стул плащ, которого он до сих пор не снимал, стал ждать. Сабина не делала ни малейшего движения; она не поднимала глаз. Ступени лестницы заскрипели под ногами людей, приехавших к придворному парикмахеру.
Человек с бледным лицом, выражающим страшное горе, вбежал в комнату.
– Дочь моя!.. – произнес он, запинаясь. – Дитя мое!..
– Батюшка! – воскликнул Ролан, бросаясь к Доже. – Будьте осторожны!
– Сабина!..
Он подошел к постели. В эту минуту герцог Ришелье, начальник полиции и доктор Кене вошли в комнату. Мадемуазель Кино пошла к ним навстречу.
Доже наклонился над постелью Сабины; он взял руку девушки и прижал ее к груди. Глаза его, полные слез, были устремлены на бледное лицо больной. Глаза Сабины были полузакрыты. Она лежала совершенно неподвижно.
– Боже мой! – прошептал Доже. – Боже мой! Она меня не видит, она меня не слышит! Сабина! – продолжал он, наклонившись к ней. – Дочь моя… мое дитя… неужели ты не слышишь голоса твоего отца? Сабина, взгляни на меня! Сабина!.. Сабина!..
Подошедший доктор тихо отстранил Доже.
– Доктор!.. – прошептал придворный парикмахер.
– Отойдите, – сказал Кене тихим голосом. – Если она придет в себя, малейшее волнение может быть для нее гибельно.
– Однако я…
– Перейдемте в другую комнату. Успокойтесь и предоставьте действовать мне.
– Уведите