Вечером Янка уже сидела в одноколке и, скучая, просматривала треки в плеере. Гитару она оставила в комнате Петра, чтобы не мешалась. С собой Янка взяла только сумку. Наконец, из-за дворцовой двери появились Петр и Алексашка. Одеты они были шикарно. Янка только в кино видела такое. Она удивленно свистнула и даже привстала. Петр важно положил руку на эфес шпаги:
– Ну, как, Янка? Не стыдно на ассамблей, а?
– Отпад! – восторженно сказала Янка. – Да, парни, прикид классный!
Алексашка занял место на козлах.
– Однако, – Петр дернул головой, садясь рядом с Янкой, – шустер ты, Янка, – он хлопнул ее по плечу и коротко засмеялся. Алексашка дернул поводья, и одноколка тронулась. По дороге Янка вытащила плеер:
– Побалдеем?
Петр ее не понял, но согласно кивнул головой, плеер его давно заинтересовал. Янка поставила дискотеку восьмидесятых. Пока ехали, всю дорогу Янке казалось, что все происходящее, лишь сон. Она слушала музыку с закрытыми глазами.
Потом она поставила нашу попсу и под песню Димы Билана «Так устроен этот мир» они въехали на Кукуй.
Перед воротами Янка выключила музыку. Солнце уже склонилось к горизонту, и последние лучи его золотили верхушки облаков.
Немецкое поселение было до того похоже на описанное в романе Толстого, что Янка даже приоткрыла рот от удивления. А может и Толстой по какой-то счастливой случайности оказался здесь, подумала Янка, ведь так подробно описать все это можно, если увидеть собственными глазами. Перед взором зарябили нарядные домики, словно вырезанные из картона и затейливые газоны с фигурно подстриженными кустами.
Алексашка подмигивал девушкам, гуляющим по песчаным дорожкам. Петр сидел довольно важно, без улыбки посматривая на снимающих в приветствии шляпы немцев. Они с интересом глядели на Янку, а она помахивала им ладошкой, как это делали политические деятели, которых она видела по телевизору. Одноколка остановилась возле одного из домов, который Янка назвала бы особняком в два этажа, напоминающий музей. Петр и Алексашка еще толком не слезли с одноколки, как из дома появился сухонький человек в лиловом камзоле и большом темном парике. Он как мотылек спорхнул по ступеням.
– Ист ду дас Питер? – спросил он по-немецки. Петр засмеялся, загреб его в охапку и поцеловал:
– Здорово, Франц! А я прослышал, ассмаблей у Монса, да и дело к тебе есть.
– О, да! – заговорил тот обрадовано. – У Иоганна сегодня большой праздник!
– Да ну? – Петр удивился. – И какой же?
– День ангел его дочь! – Лефорт (это Янка поняла, как только увидела его) хитро прищурился и многозначительно поднял палец. Петр как-то неопределенно свистнул:
– Вот те раз! А Яким мне ничего не сказывал! – и пригрозил. – Ну, я ему!
Янка все это время молча разглядывала Лефорта, который поначалу не обратил на нее внимания. Лефорт, наконец, взглянул на Янку.
– А это кто с тобой, Питер?
– А, это Янка. – Петр подтолкнул Янку