– Мама юрист, адвокат. А папа работает… ну пусть, будет, в сфере охраны порядка.
– Он полицейский? – уточнила мама.
– Нет, немного в другой профиль, при Правительстве. Он мало говорит о работе, так что не уверен, что могу рассказать подробности.
– А братья, сестры? Ты один в семье? – не унималась мама.
– Нет, у меня есть младшая сестренка. Ей сейчас двенадцать. Но она учится за границей. Та еще оторва.
– У тебя есть сестра? – оторвалась я от окна и посмотрела на парня. – Ты не говорил…
– Ты не спрашивала, – Дима безразлично пожал плечами. Я почувствовала укол совести. И правда, я его ни о чем и никогда не спрашивала.
– Чем ты хочешь заняться после университета? Ты ведь выпускник? – снова влезла с расспросами мама.
– Я хочу играть в хоккей, – тут Дима улыбнулся. – Думаю, у меня есть шанс попасть в сборную России, если буду стараться. Родители, настаивают, чтобы я нашел работу по специальности, но я решил уже все.
– Давно занимаешься хоккеем?
– С детства, лет с шести, точно не помню.
– У меня вопросы закончились, – улыбнулась мама. – Может, поставишь какую-нибудь музыку? Ехать еще долго.
Дима послушно включил радио. Я снова отвернулась к окну. Дальше мы все ехали молча.
Тим
Тим лежал в своей комнате на полу, свернувшись калачиком. Его била крупная дрожь. Каждая клеточка тела ныла от невыносимой боли. Он никогда не думал, что ему вообще может быть так плохо. Дышать было тяжело. Каждый вздох отдавался болью в сдавленной, будто тисками, груди. Телефон, который он сжимал в руке, был выключен. Батарейка села. Он хотел позвонить. Но сил, чтобы встать и поставить телефон на зарядку, у него не было. Тим знал, что, если перетерпит сейчас, потом ни за что не посмотрит на наркотики снова. Никогда. Он принял решение. Это было важно. Почему-то это было важно – бросить. Сейчас он стал забывать, почему именно. Мысли в голове путались, вновь и вновь возвращаясь к наркотику. Единственное чего он хотел, снова почувствовать себя нормально. Разве это плохо? И тут же другая мысль – плохо. Быть в нормальном состоянии под наркотой – это очень плохо. А зачем ему вообще – быть? Внутри только боль и пустота. Ничего хорошего не осталось. Он устал. Он смертельно устал. Тим чувствовал, что хочет спать, он не помнил, сколько уже не спал: сутки, двое, трое, может, и больше. Дни перемешались. Но уснуть не получалось. Новый приступ боли заставил его замычать. Из глаз лились неконтролируемые слезы. Но он их не замечал, как и слюни, что капали с подбородка. Спазм желудка не заставил себя ждать, и Тима вывернуло прямо