– А молодой женщины?
Он сообщил и это. Затем он спросил, может ли он взять показания у мисс Крейг, и я сказал: «Конечно, сержант» – и вывел его во двор. Этти быстро окинула его взглядом и бесстрастно ответила на его вопросы. Я оставил их и вернулся в офис, чтобы закончить с Маргарет бумажные дела: она предпочитала работать во время обеденного перерыва и уходить в три, чтобы забрать из школы детей.
– Не хватает нескольких бухгалтерских книг, – заметила она.
– Я брал их прошлым вечером, – сказал я. – Они в дубовой комнате – сейчас принесу.
В дубовой комнате было тихо и пусто. Интересно, как бы реагировал сержант, если бы я привел его сюда и сказал, что прошлой ночью двое мужчин в масках оглушили меня, связали и насильно увезли из дома. Кроме того, они угрожали убить меня и накачали анестетиком, перед тем как отвезти обратно.
«Правда, сэр? И вы хотите официально подать заявление?»
Я слегка улыбнулся. Глупость, да и только. Сержант посмотрел бы на меня крайне недоверчиво, и за это я вряд ли стал бы его винить. Только удручающее состояние здоровья да разбитый телефон на столе подтверждали реальность ночных событий.
Толстяку, подумал я, вряд ли нужно было предостерегать меня насчет обращения в полицию. Сержант сделал это за него.
Я возвращал бухгалтерские книги Маргарет, когда в офис, кипя от злости, вошла Этти.
– Вот индюк, болван из болванов…
– И часто такое случается? – спросил я.
– Конечно нет, – уверила меня Этти. – Бывает, конечно, что лошади вырываются, но обычно все обходится без такого переполоха. И я сказала этому старикану на велосипеде, что вы о нем позаботитесь. Непонятно, почему он пошел жаловаться в полицию.
– Сегодня вечером я зайду к нему, – сказал я.
– Прежний сержант… сержант Чабб, – напирала Этти, – он бы сам во всем разобрался. Он бы не пошел брать показания. А этот… этот здесь новичок. Его направили сюда из Ипсвича, и, похоже, ему это не нравится. Не удивлюсь, если его только что повысили. Чуть ли не лопается от собственной важности.
– Нашивки были новыми, – пробормотала Маргарет в знак согласия.
– У нас здесь всегда хорошие отношения с полицией, – мрачно сказала Этти. – Ума не приложу, зачем присылать в город того, кто ни черта не понимает в лошадях.
Всё, весь пар выпустила. Этти сделала носом резкий вдох-выдох, пожала плечами и изобразила легкую смиренную улыбку:
– Ну что ж, бывает и хуже.
У нее были ярко-голубые глаза и светло-каштановые волосы, которые вились в сырую погоду. С возрастом лицо ее огрубело, но осталось гладким, без единой морщины, и, как у большинства женщин с пониженной сексуальностью, в ее облике было много мужского. У нее были тонкие сухие губы и кустистые неухоженные брови, и ее девичья красота сохранилась лишь в моей памяти. Многим, кто наблюдал за ней,