Он вышел из экипажа, выругался, вступив в самую грязь, вытер ноги о мой ковер и, отломив горбушку от хлеба, поднесенного Мэриан, прошел в таверну. Пряча волнение, я вцепилась в передник, нещадно комкая его под стойкой.
– Добро пожаловать в Лоханки, герен, – улыбнулась я.
Он окинул скучающим взглядом обеденный зал и спросил:
– Моя комната?..
– Наверху, – выпалила я. – Желаете отужинать? Или сперва принять ванну? Может быть, у вас есть какие-то предпочтения касательно распорядка дня?
– Проведите меня, – приказал он.
– Как пожелаете, – ответила я, выдавив очередную профессионально приветливую улыбку. – За мной следуйте, пожалуйста.
Я пошла к лестнице, сделав страшные глаза в сторону толпы, что собралась в дверях.
– Осторожно, балка низкая, – предупредила гостя, который последовал за мной, однако он уже вписался в нее лбом, и сердито зашипел. – Ой, простите!
Я повернулась и быстро ощупала лоб мужчины, но тот перехватил мою руку. Сейчас, когда я стояла ступенькой выше, мы были почти вровень, так что его глаза оказались напротив. Красивые… Немного удлиненные, с пушистыми темными ресницами, вот только цвет разобрать не получалось. Вроде бы серые. Хорошо бы посмотреть при дневном свете.
– Я в порядке, – холодно произнес герен. – Комната.
– Последняя по коридору, – опомнившись, сказала я, вновь идя вперед и кляня себя за неуклюжесть.
Зачем я полезла его щупать? Может, к этим драконам вовсе нельзя прикасаться простолюдинкам вроде меня. Кожа у него оказалась теплая и гладкая, никакой чешуи. По крайней мере, на лбу.
– Самая тихая и просторная спальня, – добавила я. – Из окон открывается чудесный вид.
Открыв дверь, посторонилась, пропуская его.
– Прикажете подать ужин сюда?
Сбросив грязные ботинки, Гарольд Шпифонтейн вошел в комнату, окинул взглядом обои в цветочек, гуся, скрученного из полотенец, и горшочки с фиалками на подоконнике, а после довольно громко застонал и захлопнул дверь перед моим носом.
– Хам, – вырвалось у меня.
Очевидно, Лоханки его разочаровали. Но именно это чувство испытала и я. Разочарование. Я ждала дракона, исконного вассала, носителя древней крови, но вместо умудренного летами мужчины, способного разглядеть тихую прелесть сельской жизни, явился какой-то столичный хлыщ в розовых ботинках. Хмурясь и покусывая губы, я двумя пальцами подняла ботинки за шнурки и спустилась вниз, где ждали городничий вместе с дочкой и еще целая толпа.
– Ну, как? Что сказал? Чего хотел? – торопливо спросил городничий.
– Ничего, – буркнула я, бросив ботинки в лохань позади стойки. – Устал с дороги, наверное.
– Может, усладить его слух изысканной песней? – предложил Франтик, бренькнув по струнам.
– Сдурел? –