По узкой, застроенной высокими домами улице Ганнон двинулся к храму Танит. Вот и святилище. Ганнон долго вглядывался в колонны из серого камня и деревянные карнизы, на которых гнездились стаи белых голубей. Голуби стонали. Их плач наполнил сердце Ганнона печалью.
Вдруг кто-то его окликнул. Немолодой человек в грубой, стянутой войлочным поясом тунике держал за руку мальчика лет двенадцати с кроткими и печальными глазами.
– Господин! Ты не купишь моего мальчика? Можешь его отдать в храм. Скоро праздник Танит.
Смысл этих слов не сразу стал понятен Ганнону, и незнакомцу пришлось повторить свой вопрос.
Ганнон вздрогнул. «Значит, есть люди еще более несчастные, чем я, – подумал он. – У меня отняли Синту, а этот человек продает своего сына, продаст его каждому, кто хочет принести Танит кровавую жертву!»
– Зачем ты продаешь своего ребенка? – ужаснулся Ганнон.
Незнакомец уловил во взгляде Ганнона сочувствие.
– Я одолжил зерно у богатого соседа, но новая жатва даже не вернула мне семена. Если завтра не возвращу долга, у меня отберут участок. Я и пришел в город. Хотел отдать сына своего Гискона в обучение кузнецу и получить плату вперед. Кузнец обругал меня: «Ты думаешь, я кую деньги?» Горшечник Мисдесс, чья лавка у Горшечных ворот, сказал нам: «Зачем людям горшки, когда в них нечего класть?» Вот мы и пришли сюда.
Рассказ землепашца взволновал Ганнона. Он увидел что-то общее в судьбе этого мальчугана и Синты. Мальчик должен стать жертвой Магарбала. Нет, он этого не допустит.
Ганнон достал мешочек и отсчитал десять кожаных монет.
– Возьми! – сказал он, протягивая деньги. – Отдай долг.
Широко раскрыв глаза, бедняк смотрел на Ганнона. Десять кожаных монет! Их хватит не только на уплату долга с процентами, но и на покупку зерна для нового урожая.
– Так это мои деньги? – недоверчиво спросил землепашец.
– Ну да, твои! – Ганнон положил монеты в его руку.
Повернувшись, Ганнон хотел было идти, но землепашец поспешно тронул его за плечо.
– А мальчик? Почему ты не берешь мальчика?
– Мне ничего не нужно от Танит, – ответил Ганнон. – Я уже принес на ее алтарь дар, самую дорогую жертву.
– Может быть, тебе нужен слуга?
– Мне не надобны слуги, – молвил Ганнон. – К тому же я не кузнец и не горшечник, – добавил он, прочитав недоумение на лице землепашца. – Какому ремеслу я могу обучить твоего сына? Я ведь моряк.
Услышав слово «моряк», мальчик, все время безучастно слушавший разговор отца с незнакомцем, встрепенулся:
– О господин, – взмолился он, – научи меня морскому делу! Возьми меня к себе!
Ганнон взглянул на святилище.