Фред наслаждался уютным обогревом, теплом, которое окутывало его ноги, и гладкой податливостью кожаных сидений. Когда он увидел увенчанный звездами щит с надписью «Республика Австрия», его не охватило ничего похожего на чувство возвращения на родину. Он любил Австрию, но любил и родину своего выбора – Германию. При этом Фред – как все австрийские дети своего времени – был воспитан в неприятии всего немецкого. Дома всегда вместо «немец» говорили «пифке» – по имени прусского автора бравурных маршей. Немецкое приветствие «чусс» наказывалось домашним арестом. «Пифке» считался крикливым, пошлым и лишенным вкуса, тогда как австриец воспринимал себя обаятельным, стильным и элегантным.
Фред и по сей день не любил говорить «чусс», но при случае употреблял это слово, чтобы не казаться невежливым из-за слишком дистанцированного «до свидания». Некогда табуированные слова – такие как «шорле»[2] – он просто вынужден был использовать, чтобы не умереть от жажды. Со временем австрийские идиомы вполне удачно пополнились многими берлинскими и немецкими оборотами речи. Фред успешно преодолел свое антипифковское воспитание. Во время крупных футбольных турниров он, например, болел за немцев, если австрийцы выбывали.
Частенько ему приходилось болеть за немцев.
И чего ради он и впрямь отправился к этой хижине? Должно быть, это решение было принято в состоянии короткого замыкания. Как и многие другие решения в его жизни. После того как Сюзанна дала все клятвы и принесла все присяги, что знать не знает докторшу из университетской клиники «Шарите», Фред с сомнением заинтересовался планом насчет хижины. Вернувшись из больницы, он чувствовал себя в своей квартире еще хуже, чем раньше. Ему хотелось вырваться оттуда. Инстинктивно он чувствовал, что, если останется в Берлине в своих четырех стенах, все снова вернется в ту же мрачную колею – со странной паникой, с отчаянием из-за паники, с истерикой из-за отчаяния. Диагноз, который поставили ему врачи: «органически совершенно здоров», – зарядил его новой энергией, и он должен был использовать эту энергию, чтобы вырваться из темницы дурных привычек – пьянствовать, бояться, сомневаться, отчаиваться. Ему необходимо было вырваться. Но куда-нибудь туда, где он мог бы оградить себя. Где он мог быть один. Он рассматривал вариант снять домик у моря. У Балтийского моря. Секретарша издательства обшарила Интернет в поисках имеющихся предложений. Как и следовало ожидать, в конце июня найти жилье у моря, доступное по цене, оказалось невозможно.
Сюзанна Бекман показала ему на карте, где находится хижина. Грюнбах-на-Эльбзее. Фреду уже приходилось слышать об этом месте. Долина Эльбталь находилась на северном краю Альп. Там было Большое Эльбзее – озеро, где брал начало один из истоков реки Эльбы, а дальше в горах – еще и Малое Эльбзее. На