– Вы из полиции, – сказал Беньямин, лишь теперь восприняв серый мундир здоровяка, его бляху с гранатой на ней. – Но я ничего такого не сделал.
– Со свиньями якшаться – только замараться. Мой вам совет: держитесь подальше от Бессера и ему подобных.
– Слушаюсь, сударь. – Беньямин заметил эту подчеркнутость «свиней», но голос намеренно не повысил и вел себя как благоразумный. Потянулся к дверной ручке. – Отправлюсь прямиком домой, сударь.
– Передавайте привет герру доктору Бройеру.
Глянув назад, Беньямин увидел, что переполненный кабак уже поглотил обоих. Он направился по лабиринту переулков, раздумывая, что они могут знать о Лили, – если вообще что-нибудь знают о ней. Через несколько сотен ярдов он дошел до фонаря, под которым видел уличных шлюх с клоунскими лицами. Они все еще рвались работать, но, к его изумлению, когда он проходил мимо, обе резко отвернулись. Только что он шагал прямо, глядя на мягкие огни Старого города, и хотел поскорее домой – и вот уж лежит на сырой брусчатке, лицом к Семи сестрам в высоких небесах. Накатила боль – буйная, как понесшая ломовая лошадь. Он застонал, потянулся к ушибленному черепу, но это движение пресек здоровенный сапог, припечатавший ему запястье. Беньямин завизжал.
– Не суй свой нос в то, что тебя не касается. – Голос исходил, казалось, очень издалека, и его сопровождал отчетливый запах турецкого табака. – Клубы для господ – не для тебя и не для твоего чина. Равно как и тамошние женщины. Понял?
– Да-а. – Человек отпустил его запястье, и по ребрам ему ударило чем-то – Беньямину показалось, кувалдой. Он перекатился на бок, пытаясь увернуться. Следующий удар, безошибочно нацеленный по почкам, пришелся сбоку спины, между ребрами и бедренной костью. В воздухе расцвели черные хризантемы, и Беньямин почувствовал, что падает в глубокую пропасть. В сознание его вернули маленькие руки, шарившие у него по карманам.
– Забирай пальто, – шептал голос у него над ухом. – Хорошая ткань. Продать такое – раз плюнуть.
– Пшли прочь. – Беньямин с трудом встал на колени и отпихнул их. – Херовы шлюхи старые.
– Херов забулдыга, – прилетел грубый ответ, Беньямин согнулся пополам, и его вырвало.
Стиснув зубы, он наконец поднялся на ноги. Карманы его, как и желудок, теперь были пусты: забрали все до последнего геллера, выданного доктором, авторучку и даже несвежий носовой платок.
Четыре
Стою за дверью и слушаю, как Эльке жалуется папе на мое непослушание. Ну и врунья же она. Не воровала я никакого пирога. И слов плохих не говорила, и руку ей не