– А это, – она кивнула на диван, – кто за тебя уберет? Пушкин? Или, возможно, Хемингуэй?
– Не беспокойся, сам уберу. Не буду отрывать Эрнеста от дела. Теперь у меня времени навалом. Только сперва почитаю. Я восемь лет ничего не читал, кроме протоколов следствий. Теперь у меня появилась возможность почитать свою любимую книгу. Этим я и займусь, пока не разучился складывать буквы в слова. А потом уберу книги с дивана на исконное место. И предварительно протру их влажной тряпочкой от пыли.
– Шура, я знаю про комиссию.
– «Старик был худ и изможден, затылок его прорезали глубокие морщины, а щеки были покрыты…» Нет, не то, – сказал он сам себе и посмотрел на жену: – Знаешь? Это великолепно. Это звучит гордо. Сама Меркулову звонила или как?
– Он позвонил.
– Такой вариант тоже можно было предположить. Проявляется всесторонняя забота о человеке. Чтобы к его приходу были готовы грелка, клизма и прочие медикаменты повседневного быта. – Он перелистнул несколько страниц. – А, вот, нашел. «Ты губишь меня, рыба, – подумал старик. – Это, конечно, твое право. Ни разу в жизни не видел существа более прекрасного, спокойного и благородного, чем ты…»
– Ты огорчаешь меня, Шурик, – в тон его словам сказала Ирина Генриховна. – Это, конечно, твое право. Костя действительно ничего не мог сделать. Ты же знаешь его характер. Разве он стал бы кривить душой? Не из того теста.
– «Ну что ж, убей меня. Мне уже все равно, кто кого убьет», – прочитал вслух Турецкий и захлопнул книгу. – Вы что – сговорились, что ли, объяснять мне прописные истины?!
– Ты бы куртку снял, – вместо ответа сказала жена.
По-прежнему держа в руке «Старика и море», он встал и вышел в коридор. Ирина Генриховна следовала за ним.
– «К тому же, – подумал он, – все, так или иначе, убивают кого-то или что-то, – продолжил декламацию Турецкий. – Рыбная ловля убивает меня точно так же, как и не дает мне умереть». Отлично сказано, господа. Ай, славно! И когда только старик Хэм успел изучить мою биографию! Я не знал, что у него были связи в нашей Генеральной прокуратуре!
Александр Борисович снял куртку, направился в ванную, и только сейчас ему в глаза бросился празднично накрытый стол. Старинный сервиз, серебряные приборы, хрустальная салатница. Завершали картину дорогущие финские салфетки, на которых были нарисованы аккуратные домики на устланном валунами берегу моря. Турецкий знал, что жена выставляет такие салфетки на стол только по праздникам. Он опешил:
– Что такое? Вас ист дас?
– Скоро будем обедать.
– Ба, ба, ба! Рюмочки наготове, семга, баклажаны, элитные салфеточки… Погоди, душа моя, кажется, ты собралась отметить какое-то радостное для тебя событие?.. Ах да, конечно, мое увольнение! – сардонически захохотал он. – Как я только сразу не догадался. Мечты сбываются. Ты же ждала этого всю жизнь. Сегодня на твоей улице праздник!
– Прекрати, Турецкий, не фиглярничай! – нахмурилась Ирина Генриховна. –