Плечи Хирона поникли, но он явно не удивился.
– Я страшился этого дня. Хорошо. Аннабет, мы расскажем Перси всю правду. Идемте на чердак.
До сего дня я бывал на чердаке Большого дома трижды – на три раза больше, чем мне бы хотелось.
На верхней площадке лестницы стояла стремянка. Интересно, как Хирон собирается подняться по ней, будучи наполовину конем? Однако кентавр и не думал лезть на чердак.
– Ты знаешь, где оно, – сказал он Аннабет. – Принеси его вниз, пожалуйста.
Девушка кивнула.
– Идем, Перси.
Солнце уже садилось за горизонт, но на чердаке было темнее и мрачнее, чем обычно. Повсюду грудами лежали призы героев, живших в лагере до нас: покрытые вмятинами щиты, банки с заспиртованными головами разных чудовищ, пара потертых игральных костей с табличкой: «УКРАДЕНЫ ИЗ ПРИНАДЛЕЖАВШЕЙ ХРИСАОРУ «ХОНДЫ ЦИВИК» ГАСОМ, СЫНОМ ГЕРМЕСА, В ТЫСЯЧА ДЕВЯТЬСОТ ВОСЕМЬДЕСЯТ ВОСЬМОМ ГОДУ».
Я поднял кривой бронзовый меч, его так сильно погнули, что он походил на букву «М». На клинке до сих пор остались зеленые пятна от когда-то покрывавшего его волшебного яда. На бирке, датированной прошлым летом, значилось:
«КРИВАЯ ТУРЕЦКАЯ САБЛЯ КАМПЫ, УНИЧТОЖЕННОЙ ВО ВРЕМЯ БИТВЫ В ЛАБИРИНТЕ».
– Помнишь, как Бриарей швырял каменные глыбы? – спросил я.
Аннабет нехотя улыбнулась.
– А как Гроувер вызвал панику?
Мы посмотрели друг на друга, и мне на память пришел прошлогодний случай под горой Сент-Хеленс, когда Аннабет, думая, что я умираю, поцеловала меня.
Девушка кашлянула и отвела взгляд.
– Пророчество.
– Точно, – я положил саблю на место. – Пророчество.
Мы подошли к окну, у которого на трехногом стуле сидела Оракул – высушенная старая мумия в окрашенном цветными спиралями платье. К ее черепу липли пучки черных волос, с огрубевшего, морщинистого лица смотрели остекленевшие глаза. От одного взгляда на нее у меня по спине забегали мурашки.
Прежде, если кто-то хотел покинуть лагерь летом, то отправлялся сюда, чтобы получить какое-то задание. Этим летом старым правилом пренебрегли: обитатели лагеря постоянно отправлялись на боевые задания. Поскольку мы хотели остановить Кроноса, другого выбора у нас не осталось.
Впрочем, я прекрасно помнил странную зеленую дымку – дух Оракула, обитавший внутри мумии.
Теперь она выглядела неживой, но в те минуты, когда изрекала пророчество, она двигалась. Иногда туман струйкой вылетал у нее изо рта и принимал необычные формы, а однажды она даже покинула чердак, отправившись на зомби-прогулку по лесу, чтобы доставить послание. Интересно, что она придумает для изречения великого пророчества? Я почти надеялся, что самое меньшее, что она выкинет – станцует чечетку, или что-то в этом духе.
Но мумия сидела неподвижно, как мертвая, каковой она и являлась.
– Никогда этого не понимал, – прошептал я.
– Чего? – спросила Аннабет.
– Почему это мумия.
– Перси,