Это считывается со взгляда, с интонаций, с выражения лица. Нарушения в ее психологическом здоровье видны невооруженным глазом. Я это буквально чувствую, сидя рядом и наблюдая за ней.
– Вы отправите меня на этот конкурс вместо нее.
– Я еще не планировала никого отправлять.
Я вру ей.
Конечно, я хотела отправить Настю Андрееву. А кого еще?
Ох, она меня раскусила.
– Вы отправите меня.
Почему она так уверена?
– Оля, ты еще не готова, чтобы…
– Я. Готова. Вы сделаете это. Вы не сможете… не сделать.
Что она несет?
Она… угрожает мне?..
– Оля, послушай…
Но слушать она не собиралась.
– Или я потяну за рычаги.
– Рычаги?
Оля положила левую ладонь на клавиши, а правой рукой взялась за крышку фортепиано.
И тогда я все поняла.
– О, нет…
– Если не отправите меня на конкурс, то я расскажу маме обо всех телесных наказаниях, которым вы меня здесь подвергаете. Вы так отчаянно не хотели меня отпускать на конкурс, что повредили мне все пальцы на руке, чтобы я не могла играть.
Она… безумна.
– Оля. Я же никогда не…
– Конечно, вы никогда бы такого не сделали. Но слова девочки, слова чистого и невинного ребенка… у вас же есть дети, да? Уверена, что в любой неприятной ситуации вы будете придерживаться их версии событий, не так ли? Вы будете на их стороне, что бы ни случилось. Вы будете защищать их от всего и вся…
Она права.
Эта сука…
Черт!
Как так можно говорить о ребенке?..
Это Оля Синицына. Это… другой случай.
Она права во всем, и мне от этого совсем дурно.
Взгляд Оли опустился ниже моей головы. Она смотрела на мой слегка увеличенный живот.
– Всех детей…
Моя рука машинально схватилась за живот, словно я готова защищать своего нерожденного ребенка от этого чудовища прямо сейчас!
Она же не посмеет…
– Оля, ты же не станешь так меня шантажировать? Правда?
Я пыталась найти в ней что-то хорошее. Правда, пыталась. Но этого просто нет!
За этой детской кукольной белой оболочкой скрывается бурлящая гнилая черная масса, заполняющая все пространство внутри.
– Я готова пойти на все, чтобы добиться результатов.
Оля наконец опустила крышку и убрала руки с клавиш. Тогда мне стало гораздо спокойнее. От нее можно ожидать чего угодно… особенно сейчас, когда оно… вылезло наружу.
Мой голос стал мягче:
– Давай мы поговорим об этом в другой раз, ладно?
Мгновение.
Она смотрела на меня всего одно мгновение, и этого было достаточно, чтобы принять решение.
Оля Синицына без промедления и угрызения совести дала себе пощечину. Ее слабое тельце отклонилось в сторону, свалилось