Курц подавился со смеху.
– Такой клятвы я никогда еще не слышал, – сказал удивленный Гандерсен.
– Саламоне – итальянский еврей, – пояснил Курц, – он старается подстраховаться на всякий случай. Клятва пусть тебя не волнует, но он действительно прав: никого не касается то, что здесь происходит. То, что ты где-то слышал о нашей станции, может быть, и правда, но ничего никому не рассказывай, когда уедешь отсюда. – Бзмм. Бзмм. – А теперь смотри внимательно. Мы будем созывать наших демонов. Приготовь усилители, Джо.
Саламоне схватил пластиковый мешок с чем-то, напоминавшим золотистую крупу, и потащил его в сторону задней двери. Он набрал в горсть содержимое мешка и быстрым движением бросил в воздух. Ветер тотчас же подхватил и унес блестящие зернышки.
– Сейчас он разбросал в джунглях тысячи микроусилителей, – пояснил Курц. – В течение десяти минут они покроют площадь в радиусе десяти километров. Они настроены на частоту звуков моей гитары и флейты Джо, а благодаря резонансу там везде будет слышна музыка.
Курц начал играть, а Саламоне подыгрывал ему на флейте. Зазвучала торжественная сарабанда, мягкая, гипнотизирующая, в ней повторялись две или три музыкальные фразы, без изменения тембра и высоты тона. Десять минут не происходило ничего необычного. Потом Курц показал в сторону джунглей.
– Начинают выползать, – прошептал он. – Мы самые настоящие заклинатели змей.
Гандерсен пригляделся к змеям, ползшим среди зарослей; они были вчетверо длиннее человеческого роста и с человеческую руку толщиной. Вдоль их спин шли волнистые плавники. Кожа их была блестящая, бледно-зеленая и явно липкая, поскольку к ней в разных местах приклеились фрагменты лесной подстилки – кусочки мха, листья, увядшие лепестки цветов. Глаза им заменяли ряды рецепторов величиной с блюдце, расположенных по обе стороны плавника. Головы у них были короткие и толстые, а ротовое отверстие представляло собой узкую щель. На месте ноздрей торчали две тонкие иглы длиной с большой палец. В момент возбуждения, или когда змея нападала, они удлинялись впятеро, и из них выделялась голубая жидкость – яд. Несмотря на размеры тварей и на то, что их одновременно появилось по крайней мере тридцать, Гандерсен не испытывал страха, хотя наверняка при виде такого количества питонов его объял бы ужас. Это не были питоны. Это не были даже, собственно, рептилии, но какие-то жуткие создания, гигантские черви. У них был сонный вид, и они не проявляли никаких признаков интеллекта, однако явно реагировали на музыку. Она привела их к самой станции, и теперь они извивались в чудовищном танце, ища источник звуков. Первые змеи уже вползали в здание.
– Играешь на гитаре? – спросил Курц. – Возьми, просто ударяй по струнам. Мелодия теперь уже не важна.
Он бросил инструмент Гандерсену, который с трудом извлек из него неловкое подобие мелодии,