Вальс осенних листьев. Анна Аксинина

взгляд – загадочным. Волосы, которые мама презрительно называла пегими, пышной копной спускались ниже лопаток, а их цвет оказался очень притягательным для особ противоположного пола. Русые от корней, они постепенно выгорали до светло-соломенного цвета. Наша новая классная даже записала замечание мне в дневник, чтобы родители не разрешали мне краситься. «Ничего не может быть лучше естественной красоты», – важно провозгласила она. Умора! На себя бы посмотрела: каждый месяц – новый цвет: то рыжий, то черный, то сиреневый. А я вовсе не красила волосы, в парикмахерской я подкрашивала только ресницы и брови. С темными ресницами глаза стали казаться больше, выразительнее. Когда я шла по улице, то с удовольствием смотрела во все зеркала и витрины на красивую блондинку, которую уже не называли иначе, чем Василисой. Хотя отец сходил в школу и объяснил, что я не красила волосы, эта Наталья Федоровна все время ко мне придиралась. Я ее терпеть не могла, а заодно с ней – русский и литературу, и вообще – школу.

      Теперь неодобрение матери переключилось с имени и внешности на мое поведение. Ахи и охи по этому поводу я слышала каждый божий день. И что в голове у меня – одни танцульки да мальчики, и что это плохо кончится. И как припев: «Брала бы ты лучше пример с Александры».

      Танцы я, действительно, любила до безумия. С дискотеки меня было калачом не выманить, за уши не оттащить. Громкая музыка, мелькание цветных огней, нарядные ровесники, даже нередкие драки – все это возбуждало и привлекало меня. Бесполезно было мне запрещать, не давать деньги на билет, уговаривать. Я все равно сбегала, я всегда была непокорная и часто спорила с матерью. Моя школьная подружка Генька Вассерман тоже была отчаянная, не скажешь, что папаша – директор магазина. Мы с ней и курить вместе пробовали, и в драках участвовали. Карманных денег у нее, конечно, было больше, но она не жадилась. У них в семье считалось, что это я плохо на Геньку влияю, и она сама одумается без жестоких мер. Но Генька сама была такая по характеру, ей любой запрет был – как красная тряпка для быка. А вот Санька, лицемерка такая, матери всегда поддакивала, а делать старалась по-своему. А я осмеливалась спорить – так я плохая дочь. Запретные томики «Эмманюэли», за которые меня расчихвостила мать, принесла в дом Санька. Конечно, она старше меня, на пять лет, но я была не глупее ее в вопросах секса. «Александра – девушка скромная, серьезная, вот и жениха нашла достойного». Держите меня – скромная! Я же застукала Саньку, когда она тет-а-тет с Аркадием дверь входную на собачку закрыла. Я минут десять трезвонила, а она сказала, что телевизор был включен, и они с Аркадием не слышали. Ясное дело, она со своим женихом не только за руки держалась. Ну, матери я не сказала, конечно. Санька же тоже меня не выдала, когда у меня презерватив из сумочки выпал.