И все это время вокруг сновали дети, чудесным образом не вмешиваясь в беседы взрослых, появляясь то с одного края стола, то с другого, получая от наставников – кто орех, а кто персик или апельсин. А иногда, едва слышно дыша, кто-нибудь из детей задавал взрослому вопрос:
– Илью говорит, будто стрекоза принадлежит к семейству пауков. Это так?
– Нет, конечно! Арахниды не имеют крыльев.
Шелест желтой туники, перехваченной пурпурной лентой, – и ребенок исчезал, а на его месте оказывалось маленькое и в высшей степени кокетливое создание, абсолютно голенькое, которое произносило тоненьким голоском:
– Гросид! Какое у тебя забавное лицо!
– У тебя тоже!
И, смеясь, малявка убегала.
Чарли, который старался есть не торопясь, наблюдал за Називом; тот, устроившись на подушках, доставал занозу из своей ладони, орудуя чем-то острым, похожим на иглу. Рука его, одновременно изящная и сильная, поразила Чарли своими мозолями – такие Чарли видел лишь у грузчиков в порту. Как совместить эти мозоли с изящными одеждами, которые с таким вкусом и даже шиком носит Назив? И, похлопав по ручке кресла, Чарли спросил:
– А мебель вы сами мастерите?
– Да, – весело отозвался Назив. – Кресла и стол сделал я, а посуду – Гросид. Дети нам помогали. Тебе нравится?
– Очень! – отозвался Чарли. Внутренняя поверхность чашки была светло-коричневой, почти золотой.
– Это лак на обожженной глине? – спросил он. – Или в качестве печи вы используете А-поле?
– Ни то, ни другое, – ответил Назив. – Хочешь, я покажу, как это делается? Или…
Он посмотрел на пустую тарелку, стоящую перед Чарли, и спросил:
– Еще салата?
С сожалением Чарли отодвинул тарелку.
– Нет, спасибо! Я хотел бы понаблюдать за процессом.
Они поднялись из-за стола и отправились к двери в глубине комнаты. Какой-то маленький озорник, спрятавшийся в занавесях, прикрывавших выход, бросился на Назива; тот, не останавливаясь, подхватил его, визжащего от удовольствия, перевернул в воздухе, шутя стукнул слегка головой о пол, вновь перевернул и, поставив на ноги, проводил мягким шлепком. После чего, широко улыбаясь, провел Чарли через дверь.
– Вижу, ты любишь детей, – сказал Чарли.
– Они божественны!
И вновь Чарли заблудился в нюансах местного наречия. Была ли это просто эмоциональная оценка маленьких ледомцев, живущих в этом коттедже и коттеджах поблизости, или же это была характеристика их статуса – божественного – в глазах Назива и, вероятно, всего Ледома. Ребенок как божество – это серьезно!
Комната, в которой они оказались, была и повыше, и пошире, и вообще значительно отличалась от уютного жилого помещения, которое Чарли только что покинул. Это была мастерская, настоящая