Хромоножка и другие: повесть и рассказы для детей. Александр Станиславович Малиновский

уже въезжали во двор, Захарьев посетовал:

      – Мура, Мура, смотришь ты на мир своими голубыми глазами… и он у тебя – голубой, наверное, и ясный. Тебе можно позавидовать!

      …Мура попробовала однажды остаться ночевать у Захарьева. Он не возражал.

      Но что это была за ночь?! Несколько раз Петька во сне принимался кричать. Да так громко, что ей стало страшно. Она начинала метаться по комнате. Не знала, что делать?

      Смалодушничала, и под утро вышмыгнула из комнаты.

      Больше ни разу к нему ночевать не ходила.

      Как всё же при Большаке было спокойнее. Он не ругался, не кричал.

      Тогда она была хоть и хромая, но здоровая. А теперь, после того, как учитель наступил ей на ногу, её часто донимала боль.

      Петька перестал, как говорила Матвеевна, рвать душу на гармошке во дворе, а спокойствия не прибавилось.

      …Как всё поменялось?..

      Сегодня, когда прибыли к будке, Стелька, разливая по стаканам денатурку, говорил Петьке:

      – А ты знаешь, что Чапай не любил, даже боялся лошадей?

      – Кто тебе сказал? – удивился Захарьев.

      – Мой дядька Егор, он – чапаевец. – Говорит, у него автомобиль был. Не скакал он…

      – А как же кино?

      – Кино – это другое…

      – Ты это к чему? Про мою тачанку? Так я тоже безлошадный. Мотор: одна моя половинкина сила, куда до лошадиной?..

      – Говорю к тому, что вранья на свете больно много…

      – Это точно, – согласился Петька. – Вот Мура! Она не соврёт. Если, к примеру, надоели мы ей своей болтовнёй, так она морщится. А то возьмёт и уйдёт. Я люблю таких.

      И тут Стелькин сказал вроде бы ни с того ни с сего:

      – Тебе, Петруха, пообвыкнуть надо. Не казнись. Смирись. Зачем домой приехал? – жёстко произнёс Стелька. – Глотал бы теперь под Винницей хохляцкие галушки. Никого из своих рядом. Некому жалеть.

      – Мне и тут есть чего глотать. И, кажется, уже наглотался, – глухо отозвался Захарьев. – Что там, что здесь… У меня то одна нога зачешется, то другая. Суну руку – ни одной на месте нет? Как привыкнуть?

      – Знакомо, – буркнул Стелькин, – мне проще – вон, – он кивнул головой в сторону деревянного своего протеза, стоящего в углу, – когда у меня нога, которой нет, зачешется, я его поскребу, и все дела!