поскуливая и постанывая от ужаса, Лариса Антоновна на подгибающихся ногах побежала (если только это можно было назвать бегом) в учительскую. Притихшие коллеги, бросив все дела, слушали ее разговор с младшей сестрой: на другом конце провода перепуганная Марина, рыдая, кричала, что Димка вышел во двор минут двадцать назад и пообещал, что никуда не пойдет, а будет качаться на качелях. Едва Лариса Антоновна, попросив сестру не отходить от телефона и ждать ее звонка, положила трубку, все трое кинулись к ней с расспросами, но она отмахнулась от них и поспешила назад, в лаборантскую: надо вытянуть из Витьки все, что возможно, может, он хоть немного успокоился. Присутствующие немедленно понеслись следом, и школьный коридор, всего лишь какую-то минуту назад тихий по-летнему, наполнился топотом. Городецкий, как и положено мужчине-спортсмену, быстро обогнал женщин и мчался впереди. За ним, сбросив босоножки на каблучках и подобрав спереди по самое «не балуйся» длинную развевающуюся юбку из какой-то тонкой ткани, вихрем летела миниатюрная, легкая, как девочка-подросток, Алиса Александровна. Только Любовь Михайловна продолжала держаться рядом с отставшей от младших, более резвых коллег Ларисой Антоновной, которую силы уже покидали. Игорь Алексеевич рванул дверь лаборантской и остановился на пороге, удивленно раскрыв глаза. В него с разгона врезалась Алиса Александровна, опустила подол и тоже замерла. Лариса Антоновна, наконец, доковыляв до лаборантской, глянула через их плечи. Рогозина не было. Не было и Димкиного костюмчика. А еще пропала маленькая темно-желтая баночка с остатками натрия, которая совсем недавно находилась на самом видном месте (Лариса Антоновна все собиралась переложить эти остатки в какую-нибудь другую банку, да так руки и не дошли). Отстранив стоящих у нее на пути Игоря Алексеевича и Алису Александровну, Лариса Антоновна буквально вползла в лаборантскую и без сил рухнула на ближайший стул. Коллеги на цыпочках, словно боясь разбудить некие злые силы, вошли следом. Алиса Александровна достала из маленького настенного шкафчика стакан, набрала воды и подала Ярославцевой.
– Я убью его!!! – возопила Лариса Антоновна, когда после нескольких глотков холодной воды к ней вернулся ее обычный уверенный голос. – Пусть только на глаза попадется!.. Нет, вы подумайте! Принес Димкин костюм и говорит: «Это – все, что осталось от вашего сына!» Сел, лицо руками закрыл и трясется весь! Я подумала, что он плачет, перепугалась… мальчик такой, что до слез особо не доведешь – значит, что-то страшное случилось!.. а он, подлец, ржал, значит!!!
Несколько мгновений учителя молчали, осмысливая услышанное. Первым зашелся от хохота Городецкий. Смех у него был на редкость заразительным, и девушки, еще минуту назад полные сочувствия к Ларисе Антоновне и тревоги за ее сына, тоже рассмеялись. Ей стало обидно.
– Ладно уж… посмейтесь пока… Я на вас на всех посмотрю, когда у вас у самих будут дети! – она всхлипнула.
– Извини,
