Стало привычным именовать Конфуция «величайшим мудрецом», но в действительности очень сложно объяснить, почему история выделила именно его из созвездия блестящих философов и значительно более удачливых администраторов, которые жили на одном временном отрезке с ним. В отличие от многих своих современников Конфуций оказался как раз не возвышен, а максимально приземлен, практичен; он рассуждал о вещах «посюсторонних», удивительным образом сводя всякое священное ритуальное начало к каждодневной деятельности, например, говоря об урожае, о болезнях, о приеме пищи, о правильном сне.
О самом Конфуции написано много, пожалуй, даже слишком много, и сегодня уже вряд ли возможно отделить реальный облик этого мудрого старца от многочисленных агиографий, от «выправлений» образа Конфуция в соответствии с государственной доктриной в разные периоды. Само же учение Конфуция оказалось настолько скрыто за многочисленными комментариями последующих эпох, что многие ученые абсолютно разумно решили разделять само учение Конфуция и последующее конфуцианство – социально-политическую теорию и государственную доктрину Китая. К последней Конфуций имел весьма косвенное отношение и никакого «государственного учения» не создавал.
Конфуцианство, в отличие от вполне конкретного учения Конфуция, – скорее лозунг, нежели учение, гибкий и трансформирующийся тезис о том, что должно считаться «сделанным по ритуалу» в разных областях деятельности – от отношений с соседями до приема пищи и управления уездом. Само же конфуцианство – совершенно особое мировосприятие, поэтому не стоит ждать однозначного ответа на вопрос: стало ли оно религией Китая или просто этическим учением? Но очевидно, что конфуцианство выполняло в Китае практически все функции религии и, таким образом, превратилось в национальную квазирелигию. Во всяком случае, другого типа религиозного сознания Дальний Восток не знал.
Мы же будем говорить здесь не о конфуцианстве, а о самом Конфуции.
XIII, 20
Цзыгун спросил:
– Кто может называться служивым мужем (ши 士)? Учитель ответил:
– Тот, кого стыд может удержать от неправедных поступков. И тот, кто, будучи отправлен в другое царство, справится с любым поручением – вот его и можно называть служивым мужем.
Цзыгун вновь спросил:
– Прошу объяснить мне, кто может следовать за ним? Учитель ответил:
– Тот, кого его община признает обладающим сыновней почтительностью, и кого его клан признает обладающим любовью к старшим братьям.
Цзыгун