– Я не дам им повода, – возразила я.
– Могу я взглянуть на твое удостоверение личности?
Я моргнула, смущенная этой, как мне показалось, резкой сменой темы. Недавно нам было приказано постоянно носить с собой удостоверения личности, но это все еще не вошло у меня в привычку, и, кроме того, мы сидели в столовой, и я считала, что нахожусь в безопасности.
– Оно в моей комнате, отец.
– Ну, вот тебе и повод, Алина, – решительно сказал отец. – Если бы мимо проходил солдат и поймал тебя без удостоверения личности, тебя бы схватили и, возможно, даже застрелили на месте. Ты это понимаешь? Ты говоришь, что хочешь поехать в город, но даже здесь, дома, не можешь соблюдать основные требования для обеспечения собственной безопасности.
После этого мама ко всем моим юбкам пришила карманы для документов, удостоверяющих личность, и я кипела от злости на отца. Я была уверена, что он несправедлив, что я вполне способна запомнить правила, если он даст мне шанс проявить себя. Проблема в том, что для поддержания подобного настроя требуется много энергии, а с исчезновением близнецов мне нужно было направить ее на работу на ферме.
В результате стало не так уж важно, разрешено ли мне покидать ферму, чтобы навестить друзей в городе, потому что в бо́льшую часть дней у меня даже не было сил дойти до границы поля, чтобы поболтать с Юстиной. И оказалось несущественно, есть у меня карман на юбке или нет, потому что чаще всего по утрам я продолжала забывать положить удостоверение личности внутрь. Нам пока не устраивали выборочных проверок удостоверений личности на ферме, и, хотя рассказ отца об облавах-lapanka в городе немного напугал меня, я еще не осознавала, насколько близка опасность.
С понедельника по субботу я трудилась с мамой на земле, порой работая в поле с восхода солнца до заката. Ранним утром я выводила животных пастись, выпускала кур во двор, а потом работала с родителями в поле. Почти все приходилось делать вручную, бесконечно трудоемкий цикл вспашки и посадки, прополки и сбора урожая, затем снова вспашки.
Маме, отцу и двум моим крепким братьям, с учетом моей вялой помощи, удавалось справляться, но теперь близнецов не стало, а ревматизм отца обострялся всякий раз, когда приходили холода, поэтому маме и мне приходилось изо всех сил бороться, чтобы выполнять тот же объем работы. Волдыри на моих руках росли, пока не слились в один сплошной волдырь, который лопнул, и огрубевшая кожа постепенно стала плотной, испачканной землей мозолью во всю ладонь. Днем я так много времени проводила в согнутом состоянии, что ночью могла лежать только в позе эмбриона, потому что, попытайся я лечь прямо, мою спину свело бы судорогой.
Я переживала за своих братьев и за Томаша, но днем вся эта борьба за выживание отнимала столько сил, что беспокойство стало просто белым шумом. Мы должны были выжать из земли все возможное, потому что от этого зависела наша жизнь. Долгие дни у меня не было других мыслей, кроме как о работе, и других чувств,