Готтенбах проследовал за ним и остановился у двери. Гиммлер сел за свой стол, пригласив оберфюрера занять рабочее кресло напротив. Взяв со стола ручку, он несколько минут вертел ею, очевидно, раздумывая как приступить к разговору.
Наконец он спросил:
– Ваша семья живет по-прежнему в поместье под Мюнхеном или вы ее перевезли в другое место?
– Под Мюнхеном, – подтвердил фон Готтенбах. – Мне больше некуда ее перевозить. Второе наше родовое имение находится в пригороде Кенигсберга, захваченного большевиками, и я даже не знаю цело ли оно.
– Да, дорогой барон, таковы превратности этой ужасной войны, – Гиммлер замолчал, выдерживая паузу, а затем продолжил:
– Нам необходимо быть предельно честными как перед самими собой, так и перед нацией, которую мы ввергли в эту войну. К черту лживую пропаганду! Надо иметь мужество признать, что война проиграна. Русские войдут в Берлин – это вопрос лишь нескольких дней. Я не знаю, сколько продержится берлинский гарнизон, но значительно более мощный в фортификационном плане Кенигсберг пал за несколько дней. Мы поставили под ружье для защиты столицы Рейха стариков из Фольксштурма и подростков из Гитлерюгенда. Но что они по настоящему могут?! Единственная реальная сила – это пятьдесят шестой танковый корпус генерал-лейтенанта Вейдлинга, а точнее его остатки, которые сейчас стекаются в Берлин с захваченных русскими Зееловских высот.
Гиммлер встал из-за стола, подошел к окну, плотно задернутому светомаскировочной шторой. Фон Готтенбах напряженно слушал, не задавая никаких вопросов.
Гиммлер продолжил:
– Сегодня вечером я убываю в Альпийскую крепость по приказу фюрера. Там будет наш последний рубеж обороны, о который должны разбиться большевистские орды. Именно так вещает Геббельс, именно на это надеется фюрер. Но я не могу оставить Берлин без духовной защиты. В этом и будет состоять мое поручение к вам, барон. Для этого я вас и вызвал.
Оберфюрер резко поднялся со своего места и замер, щелкнув каблуками, выражая безоговорочную готовность выполнить любой приказ.
– Что я должен сделать, рейхсфюрер? – лаконично спросил он.
Гиммлер подошел к сейфу и, открыв его, вытащил оттуда кожаный портфель. Затем из портфеля он бережно извлек завернутый в ткань зеленого цвета какой-то предмет и положил его на стол перед бароном.
– Это я вручаю вам под вашу личную ответственность, – Гиммлер развернул ткань и взору Готтенбаха предстал манускрипт, выполненный на языке, которого он никогда до этого не встречал.
– Это Калачакра, – одна из тибетских святынь, – пояснил Гиммлер. – По преданию, ее написал один из Верховных жрецов, входивший в круг Высших Неизвестных. В ней заключена громадная духовная сила, способная влиять на время – ускорять и замедлять его, разрывать и соединять. Эта книга образует мистический мост с Шамбалой и является одним из столпов мировой гармонии. Мне ее привезли из последней тибетской экспедиции. Вы помните