Собственно, третье чудо и заключалось в том, что мне удалось пережить сие ненастье. После того, как буря рассеялась, я был, наверное, единственным выжившим из всего каравана, обнаружив себя погребенным под тушей верблюда, что верой и правдой служил мне все путешествие. Вряд ли подобное спасение могло свершиться без вмешательства свыше, и я до сих пор не устаю благодарить за него Создателя в моих обращениях к нему.
Вот так, после всех этих злоключений я наконец достиг порога Фаранской часовни. Ее облик ничуть не изменился с тех пор, как я впервые узрел ее – массивное здание из желтого камня, с продолговатыми окнами по всему периметру, с довольно большим черным куполом. Я не сомневался в том, что сами горы укрывали это святое место от ветров пустоши, что своим дуновением обращают в прах даже камень. Все, что мне оставалось теперь – это войти внутрь и водрузить на алтарь реликвию, которой предстояло на долгие века найти здесь свое пристанище».
XVII
«отворив дверь в святилище, которая высотой была в два человеческих роста, я очутился в вожделенной конечной точке своего долгого пути. Вскоре печать святого Гильома была водружена мною на небольшой постамент близ алтаря. Здесь, как я надеялся, эта реликвия могла бы остаться до скончания времен, пока Господь не вознамерится призвать последнего из нас к себе. Это было последнее действие, которое отделяло меня от встречи с настоятелем – я должен был сообщить ему о своем успехе, а также покаяться в собственных проступках, из-за которых мое прибытие случилось позже запланированного срока.
В ожидании владыки я не покидал часовню довольно продолжительное время, однако он так и не появился и не дал о себе знать ни единым знаком. Практически никто не нарушил моего одиночества, кроме пары паломников, пришедших сюда свершить молитву. Лишь ближе к вечеру в зале появился престарелый муж, принявшийся оттирать имеющуюся вокруг утварь и мебель от пыли. Он и сообщил мне к великому разочарованию моему, что прошло уже более шести месяцев, как прежний владыка храма то ли по зову сердца, то ли по воле Святого Престола отправился в языческие земли неподалеку от славного города Праги, дабы преуспеть уже там в распространении Христианской веры. Его отбытие было скоропостижным и «гибельным» в том смысле, что мой собеседник, имя которому Самуил, остался едва ли не единственным в Фаранской часовне человеком, обученным грамоте и административному делу, чтобы присматривать за святилищем. С каждым днем по его словам, полным сожаления и страха, это становилось все сложнее и сложнее, ибо число паломников и пожертвований неуклонно сокращалось, церковный амбар пустел, а высшая церковная власть не спешила направлять в сей мгновенно забытый край своих прославленных духовных лидеров на замену ушедшему.
«Закончен