безмолвие гневное братских траншей
преступников к смерти присудит.
В земле и железе, везде их найдем.
Не спрячутся никуда.
На угол Садовой мы их приведем,
на горькую площадь Труда.
Тех самых, что целились по ночам,
как воры, во мраке скрываясь
по детским больницам, по спящим домам,
по всем остановкам трамваев.
Мы помним минута в минуту, когда
обрушились смерть и железо сюда.
Товарищ, ты слышишь, орудья гремят
уверенно и напряженно.
Смелее преследуй фашиста, солдат.
Мужайтесь, невесты и жены.
Высокую верность и гордость храня,
давно дожидались мы этого дня.
Он грянул.
И, гневом священным горя,
орудия говорят:
этот торжественный день января
запомни навек,
Ленинград!
Наш сад
Ты помнишь ли сиянье Петергофа,
дремучие петровские сады
и этот влажный лепет, бред и вздохи
всегда живой, хлопочущей воды?
Так много было здесь тепла и света,
что в городе зимою, в пору вьюг,
всё мнилось мне: а в Петергофе – лето,
алмазный, синий праздничный июль.
Молчи – увы! Волшебный сад изрублен,
мертвы источники с живой водой,
и праздник человечества поруган
свирепой чужеземною ордой.
…Но мы пришли к тебе, земная радость –
тебя не вытоптать, не истребить.
Но мы пришли к тебе, стоящей рядом,
тысячеверстною дорогой битв.
Пришли – и, символом свершенной мести,
в знак человеческого торжества
воздвигнем вновь, на том же самом месте,
Самсона, раздирающего льва.
И вновь из пепла черного, отсюда,
где смерть и прах, восстанет прежний сад.
Да будет так! Я твердо верю в чудо:
ты дал мне эту веру, Ленинград.
Ленинградский салют
27 января 1944 года Ленинград салютовал 24 залпами из 324 орудий в честь полной ликвидации вражеской блокады – разгрома немцев под Ленинградом.
…И снова мир с восторгом слышит
салюта русского раскат.
О, это полной грудью дышит
Освобожденный Ленинград!
…Мы помним осень, сорок первый,
прозрачный воздух тех ночей,
когда, как плети, часто, мерно
свистели бомбы палачей.
Но мы, смиряя страх и плач,
твердили, диким взрывам внемля:
«Ты проиграл войну, палач,
едва вступил на нашу землю!»
А та зима… Ту зиму каждый
запечатлел в душе навек –
тот голод, тьму, ту злую жажду
на берегах застывших рек.
Кто жертв не предал дорогих
земле голодной ленинградской –
без бранных почестей, нагих,
в одной большой траншее братской?!
Но, позабыв, что значит плач,
твердили