Она помнила, как её бабушка Элеонора рассказывала, что в их роду было много талантливых людей. Как, например, её дед, прапрадед Риммы, приехал со своей молодой женой от недовольных родственников, из Германии к царскому двору России, и служили там верой и правдой.
Но с началом двадцатого века всё переменилось. Начались неспокойные времена. Сначала немцы стали вдруг не самыми желанными друзьями, потом богатые, а потом и просто талантливые люди или те, кто хоть немного не вписывался в общий строй. А потом и её мужа, Римминого деда кинули в лагерь.
Ещё бабушка сетовала на то, что её сын связался с простолюдинкой, крестьянкой и оттого в Римме уже не было той остроты ума, что была присуща настоящим Валькерам. На дворе был уже период хрущёвской оттепели и за беседы о лагерях уже не преследовали, но всё равно, внучка врага народа старалась всегда сменить тему.
И вот теперь она вспомнила эти слова о талантах в её семье. Но именно эта память, почти генетическая память о тех гонениях, которые пережил её народ, и отнюдь не народ Германии, заставил по её спине пробежаться неприятному холодку.
– Забор я посчитал тридцать семь дней назад, когда я только ещё начал заниматься цифрами.
– То есть ты не каждый раз, когда мы идём, считал забор.
– Нет. Он же не меняется. Зачем? – удивлённо спросил юный математик.
– Правда, в четвёртой секции шестая поперечина снизу отломана и отогнута. Там кто-то пролазит через забор. Если её совсем отломают, станет сто восемьдесят две поперечины.
М-да… И правда, зачем пересчитывать. Что ж, логично. А вот почему вопроса "зачем вообще считать?" у её сына как-то не возникало? Римма подумала о том, что завтра, пожалуй, ей придётся незаметно пройтись и посчитать эти чёртовы поперечины в заборе. Господи, что за бред!! Идти в выходной день и проверять не ошибся ли её трёхлетний сын в счёте трёхзначного числа количества этого дурацкого забора! Да она уже снова забыла сколько он там сказал их в заборе?! Сто восемьдесят три, вроде?
– Если ты всё уже посчитал по дороге и запомнил, то получается ты уже ничего не считаешь?
– Ну, я считаю шаги, иногда считаю сколько слов мы произнесём по дороге домой. Потом я как-то захотел сосчитать сколько звёзд.
– Стоп! Что? Что ты считал? Звёзды?!
На секунду Римме даже показалось, что сейчас он скажет ей точное количество звёзд и ей точно придётся идти к психиатру. И причём срочно.
– Да. Я даже спросил на всякий случай у Веры какие она знает самые большие цифры. Но она сказала самое большое миллиард, а потом запуталась. Но мне и не понадобилось.
– Сынок, но это невозможно. Звёзды не посчитать. Не сосчитать, не счесть. Или, как там правильно, я уже запуталась.
– Да. Я тоже это понял. Надо было сразу тебя спросить. А то Вера сказала, что есть такие люди, звездочёты и возможно они знают сколько звёзд. Но когда я попробовал