– Давай все сразу! – Тэмуджин улыбнулся: парень, кажется, славный.
Пока он ел, Боорчу поймал в табуне двух коней, привел к шалашу, расседлал савраску Тэмуджина.
– Пусть отдыхает. На нем сейчас ни догнать, ни убежать. Поедем на наших конях.
– А табун? Так, без присмотра, и оставишь?
– К вечеру приедет за молоком отец. Присмотрит. Надоело мне все это. Живу один, людей не вижу. – Боорчу заседлал коней, положил в седельные сумы хурута и бурдючок с кумысом. – Еще что нам нужно?
– Если есть лук и стрелы, бери.
– Нет. Были и лук, и стрелы. Отец забрал. Боится, что я ввяжусь с кем-нибудь в драку… Лучше, говорит, пусть угонят кобылиц, чем убьют тебя.
Поехали. Боорчу говорил без умолку. Тэмуджин скоро узнал о нем почти все. У своего отца Наху-Баяна он единственный сын. Отец живет не бедно, скота хватает. С куренем не кочует. Живет сам по себе.
– Вы из чьего улуса? – спросил Тэмуджин.
– Из улуса тайчиутов.
Тэмуджин резко обернулся.
– Ты чем-то удивлен? – спросил Боорчу.
– Нет. Рассказывай…
Но он его больше не слушал. Готовность Боорчу помочь теперь выглядела иначе. Что, если этот парень в сговоре с грабителями? Завлечет его в засаду или ударит ножом в спину… Как тут быть? Может быть, сейчас, пока не поздно, прикончить его? Он остановил лошадь, слез с седла. Остановился и Боорчу.
– Что случилось?
– Подпруги ослабли. Ты поезжай. Смотри за следами.
Боорчу поехал Тэмуджин вынул из колчана стрелу. Если этот разговорчивый парень замыслил черное дело, так просто не подставит затылок. Сейчас или остановится, повернется к нему, или, если понял, что его замысел открыт, бросится убегать. В том и другом случае надо стрелять. Но Боорчу ехал спокойным шагом, время от времени склонялся, всматриваясь в примятую траву.
Сунул стрелу в колчан, понемногу нагнал его. Боорчу навалился животом на переднюю луку седла, свесил голову.
– Ветерок потянул. Трава качается, и совсем ничего не видно, – сказал он.
Тэмуджин незаметно вглядывался в лицо Боорчу. Из-под летней войлочной шапки, отороченной по краю черной шелковой лентой, во все стороны торчат коротко обрезанные, с загнутыми вверх концами и выгоревшие на солнце волосы, открытые угольно-черные глаза спокойны и внимательны, во взгляде нет ни тревоги, ни настороженности, ни скрытой враждебности. Можно ли так ловко притворяться?
Боорчу выпрямился, натянул поводья, останавливая лошадь.
– Стоит ли нам держаться за след? В той стороне, куда он ведет, я слышал от отца, стоит чей-то курень. Других куреней поблизости нет. Лошадей угнали туда. Нам, может быть, плюнуть на след и скакать прямо к куреню? Быстро поедем, к концу дня будем там.
Ветер был несильный, он лишь слегка взъерошивал траву, но и этого было достаточно, чтобы потерять следы. Если Боорчу говорит правду, на распутывание следов нечего тратить время. Если правду. А если нет?
– Ты