– Ты обороты-то сбавь! Не приваживай смутью!
– Нет её. Сбежала.
– Прям. Рядом невидимкой крутится, выжидает, когда в кондицию войдёшь. Тогда и выпьет!
– Что выпьет?
– Энергию, силу. Назови как хочешь. Ненависть организм подточит и всё, хана.
– Как вы не понимаете! – не могла успокоиться Ева. – Меня предали! Обманули!
– Всё понимаю. Сама попала. Рассказывала уже.
– Вы не договорили.
– Да?.. – удивилась Матрёша.
– На телефон отвлеклись…
– Далеко ли намылились, девки? – из переулочка вывернул незнакомый дедок с хворостиной.
– Прогуливаемся, Семён. Воздухом дышим.
– Дело нужное. – одобрил дед. – Я вот тоже на моцион вышел.
– А хворостина зачем?
– От вихревых отбиваться. Совсем ошалели к ночи, безобразники.
– Бывай, Семён. Некогда нам.
– Гляжу ты ресницы присобачила, – поддел дед. – Прямо щётки! Впору полы мести.
– Смейся, смейся, – отмахнулась Матрёша. – Сделаюсь знаменитой – по-другому запоёшь.
– Это кто ж с тобой? – дед прищурился на Еву. – Товарка по замыслу? Иль Анькина смена?
Но Матрёша проигнорировала вопрос, обогнув деда, потянула Еву к одному из ближайших домов.
– Вы не договорили, – снова напомнила Ева. – Про предательство…
– Да что говорить. Перехватила у меня мужика одна персона. Приворотом к себе привязала. Как бычок на верёвочке за ней ходил, совсем от чувств одурел…
Приворот! – возликовала Ева про себя. Как она сама не сообразила, как не вспомнила про него!
– Даже не думай! – Матрёша словно мысли прочитала. – Штука страшная! Сделать – сделаешь, да только шибко после пожалеешь.
Домик бабы Они напомнил Еве пряник в глазури. Маленький и ладный, выкрашенный бело-голубой краской смотрелся он до того красиво, что захотелось поскорее войти.
– Давай, давай, – подтолкнула к калитке Матрёша. – Не тормози. Двигайся.
Перед самым крыльцом тропинку перед ними перебежал кто-то вроде большой собаки – мигнул на опешившую Еву красными фарами глаз да потрусил мохнатой копной в глубь двора.
Над головой прокричали тоскливо и пронзительно, столкнули с краешка крыши пушистый снег.
Ева шарахнулась и без стука ввалилась в узкие сени. Давно позабытый из детства аромат окутал её тёплым душистым облаком – похоже пахло у бабули в деревне, когда та затевала пирожки. Ева совсем не помнила их вкуса. А вот запах остался с ней навсегда.
– Напекла, Оня! – довольно пробормотала Матрёша. – Словно почувствовала гостей.
Тихо прошелестел телефон, Матрёша поморщилась, но нажала на кнопочку, процедила недовольно в трубку:
– Чего надо?
Ева не стала прислушиваться к разговору, чуть приоткрыла ведущую в комнату дверь.
– Измучилси я! – послышалось через щель. – Присыпаю на ходу!
У занавешенного окошка за столом помещался