«Тогда»
Отцу стало резко плохо. Неожиданно, коварно, но болезнь сделала очередной шаг за ним и протянула свои холодные пальцы. Пошел третий месяц, как все планы… да что там планы, вся жизнь пошла под откос. Учеба, танцы и все прочее я оставила где-то там, в другом городе. Сузив и ограничив все интересы четырьмя больничными стенами.
– Так нельзя, Кристи, – бодрился отец, делая вид, что все хорошо. – Не надо ошиваться здесь каждый божий день. Разве у тебя нет других дел?
Скольжу взглядом по аппаратуре и по его бледному лицу, качая головой. Не дождешься. Вот что скользит в моем напряженном взгляде.
– Надеюсь, что хоть на могилу ты ко мне так часто не станешь таскаться.
– Отец! – Не выдерживаю его последнюю реплику. – Не смей так говорить! Тебя подлатают немного и все вернется на свои круги.
– Кристина, я не фанат красивых сказок. Я реалист. – Останавливает он мои доводы и отворачивается к окну. – И свои шансы знаю. Не заговаривай мне зубы, твоя мать вполне справляется с этим заданием без тебя.
– Где твоя борьба? Неужели ты так сильно хочешь уйти от нас?
– На данном этапе я просто от всего устал.
– Папа…
– Дочка, пожалуйста, – он снова пристально смотрит на меня.
Сжимаю губы и вздыхаю, но не ухожу. Устраиваюсь удобней на кресле и беру в руки бумаги.
– Ты серьезно?
– Что? – Отрываюсь от чтения. – Я же тебя не трогаю.
– Да, но ты до сих пор здесь. – С нажимом отчеканивает родитель.
– Если я тебе настолько мешаю в палате, я могу выйти в коридор. Но не надейся, что покину больницу.
– Чем дальше мы спорим, тем больше я понимаю, что ты пошла в меня своим характером.
– Удивительная штука эти гены, да? – усмехаюсь на его ворчание.
Позади раздается щелчок двери и, судя по выражению лица папы и его облегченному вздоху, мне даже поворачиваться не нужно, чтобы понять, кто появился в дверном проеме.
– Даже не надейся,– снова качаю головой, – он тебя тем более не спасет.
– Добрый вечер, Трэвис, – парень жмет ему руку, – я принес необходимые документы, как ты и просил.
Вздыхаю и все-таки поднимаюсь ему на встречу, чтобы перехватить бумаги. Отца от очередных нотаций спасает лишь появление медсестры и лечащего врача, которые просят на время покинуть палату. Мы с Кайлом, не сговариваясь, отправляемся в кафетерий, чтобы скоротать там свободные полчаса. Идем туда в полном молчании и на расстоянии вытянутой руки. Так, словно мы вообще не знакомы. Но за стол садимся вместе. Он обязательно берет два стакана кислого кофе из автомата и два сладких батончика, которые в таком же молчании протягивает мне. Следующие минуты нашего ожидания мы перекидываемся фразами лишь тогда, когда это касается работы. Никаких подкатов с его стороны, никаких сантиментов и никакой жалости.