С каждым мгновением он говорил тише и тише, говорил это не Арехину, а тому, кто стоял за его спиной. Только за спиной у Арехина никого не было.
Слова стали слипаться, переходя в вязкий неразборчивый шёпот. Затем и он стих. Дзержинский то ли уснул с открытыми глазами, то ли забылся. И есть ли разница?
Прошла минута, другая. Арехин не шевелился.
На пятой минуте Дзержинский вздрогнул, потянулся к графину, набрал в ладонь воды и так, ладонью и освежился.
– Устаю, Александр. Всё-таки устаю. Чай – необходимость. И кокаин для товарищей – тоже. О чём то бишь мы? Кронштадт… Мысль интересная, но никаких связей между Кронштадтом и лекарствами мы не выявили. Должен признаться, и не искали.
– Если поискать?
– Вам решать. Если попадутся в Швейцарии или рядом мятежники, поспрашивайте. Хотя вряд ли попадутся.
– А здесь…
– Здесь вы живых мятежников не найдете. Товар скоропортящийся, ничего не осталось, – Дзержинский смотрел на Арехина, оценивая реакцию.
Нечего оценивать. Никакой реакции.
Дзержинский подвинул папку прямо к Арехину.
– Тут всё, что нужно для вашей поездки. Материалы по делу. Паспорт. Полагаю, лучше всего вам выехать под предлогом подготовки к международному турниру. Совершенно естественно, не так ли? Хотя я, как вы, Александр, понимаете, вам не начальник и не указчик. Мне поручено Владимиром Ильичом ввести вас в курс дела и оказывать всевозможную помощь.
Арехин папку взял.
Не начальник и не указчик, как же.
– Поезд на Ригу отправляется завтра в восемь ровно. Проездные документы в папке же.
Арехин наклонил голову. То ли согласен, то ли просто на папку смотрит. Смотрит, но не раскрывает. Не время.
– Связь – почтовая. Односторонняя. Пишите на бернский почтамт до востребования, Ульяму Шмидту и не ждите ответа.
– Бернский?
– Именно. Даже если будете в Германии, в Австрии или ещё где-нибудь.
– Берн, почтамт, Ульяму Шмидту, – повторил Алехин, подтверждая, что запомнил.
– Никакой тайнописи, никаких шифров. Когда определите виновных, укажите имена, точный адрес. И добавьте, что данные господа готовы подписать новый контракт.
Дзержинский поднялся. Поднялся и Арехин.
– Конечно, это отдаёт аматёрством, и крепко отдаёт – отправлять человека в чужую страну налегке, без поддержки. Но нет гербовой, пишешь на простой, привередничать не приходится, – напутствовал он Арехина, провожая до порога.
Вернувшись в кабинет, Дзержинский на мгновение задумался – не перегнул ли он дугу. По всему выходило – нет, не перегнул. Арехин, конечно, экземпляр штучный, но если он настолько хорош, насколько воображает, то поймет: время штучных людей прошло, нынче время людей дюжинных. Числом поболее, ценою подешевле. Главное же – взаимозаменяемых. Сломался один – поставил другого, сломался другой – третьего, а уж если и третий не сдюжил – послать сразу пяток, десяток, сотню. С наказом – искоренить подчистую, до пятого колена. Господь отделит своих от чужих.
Он