– Вы уже есть.
– Вы лепите миф.
– Я очарован вами, Виктория.
– Поэтом, поэтом…
– Женщиной! Жен-щи-ной! Я иду рядом не с поэтом, а с женщиной. С вами! Я… так очарован. К счастью, это невыразимо…
– Вы очарованы собой, придумавшим очаровательную Викторию.
– Ваши речи – безумие! По-вашему, я банальный соблазнитель? Вика, побойтесь Бога!
– О, я боюсь Его, боюсь… – вздохнула она, двинувшись дальше, как сомнамбула.
Борис пошёл рядом, любуясь её острым профилем редкой птицы, навсегда изгнанной из крикливой стаи. Этот профиль разрезал панораму Москвы, смарагдовые глаза пронизывали весенний ландшафт, волосы цвета индиго обрушивались на её очаровательные угловатые плечи отравленным водопадом. Она двигалась завораживающе плавно и легко, но в этом не было никакого расчёта, никакой позы, у неё всё выходило само собой. Это гипнотизировало.
– Давайте лучше читать стихи, – предложила она, неотрывно глядя вперёд.
– Ваши? Мои?
– Нет, не мои и не ваши. Вернее, вот что…
Она нервно усмехнулась.
– Что? – спросил Борис.
– Договор.
– Какой же?
– Старомодный.
– Кровью? Согласен!
– Нет, пока не кровью. И даже не спермой.
– Чем же?
– Словами: вы читаете стихотворение. Если оно удивит, я позволю вам взять меня за руку.
– Любое?
– Нет. Серебро. Только русское Серебро. Не золото, не бронзу и не тефлон.
– Прекрасно! В трюмо испаряется чашка какао…
– …качается тюль, и – прямой дорожкою в сад, в бурелом и хаос к качелям бежит трюмо, – тут же продолжила она.
– Меня преследуют две-три случайных фразы…
– …весь день твержу: печаль моя жирна.
Борис сорвал молодой клейкий липовый лист, свернул, понюхал:
– Было душно от жгучего света…
– …а взгляды его как лучи.
Борис скомкал и отбросил лист:
– От твоей любви загадочной, как от боли, в крик кричу.
– Стала жёлтой и припадочной, еле ноги волочу.
Виктория подхватывала каждую строфу, как волан. Они миновали церковь и двинулись по асфальтовой протоке, сдавленной аллеей неухоженных постсоветских лип. Борис хранил молчание шестьдесят шесть шагов, словно готовясь к старту на этой пустой дорожке.
– Ты войдёшь и молча сядешь близ меня, в вечерний час…
– …и рассеянно пригладишь на груди атлас…
Он снова замолчал. И рассмеялся:
– Виктория, я обожаю вас всё сильнее!
– Не заговаривайте мне зубы, дамский угодник.
– Вы… удивительная. Вы потрясающая. Вы неповторимая.
Она молчала, плавно и легко двигаясь по пустой аллее. Её чёрные туфельки без каблуков бесшумно ступали по асфальту. Она словно шла себе навстречу.
Борис решительно вздохнул:
– Ищи меня в сквозном весеннем свете. Я весь