– Вот она, – сказал Иосиф, доставая с нижней полки стеллажа странный стеклянный предмет. Это была закрытая толстостенная банка с игольчатыми выростами на внутренней стороне стекла. В самой выпуклой части банка была перехвачена металлической лентой, на которой крепился металлический винт.
– Иди сюда, Юлий! Подойди близко!
Юлий послушался, и как только он приблизился на расстояние вытянутой руки, Иосиф повернул винт на ленте, и сосуд вдруг вспыхнул оранжевым светом. Иосиф удовлетворенно улыбнулся и заговорщицким взглядом посмотрел на брата.
– Вот так. Когда стоим не дальше трех шагов от этой лампы, нас нельзя увидеть или услышать. Ее Герман сделал. Я ему верю. Теперь никто не может за нами следить. Даже Отец…
От лампы исходило явное тепло, а кожа, на которую падал ее свет, неприятно зудела. Юлий поморщился и хотел было отстраниться, но Иосиф, наоборот, придвинулся к нему почти вплотную, быстро огляделся по сторонам и, сильно понизив голос, спросил:
– Скажи… Ты любишь Отца?
Юлий нахмурился и удивленно замолчал. Это был странный вопрос: на его памяти члены Семьи никогда не говорили вслух даже о чувствах друг к другу, тем более к давно ставшему бесплотным призраком Отцу.
– Ты любишь Отца? – настойчиво повторил Иосиф.
– Не знаю, как описать мое отношение к Отцу, – подумав, правдиво ответил Юлий. – Ведь я его никогда не видел. Наверное… я не отношусь к нему как к человеку, которого можно любить или ненавидеть. Для меня он как… ну, как некая сила, голос разума, который советует, как лучше поступать. Конечно, я был бы очень расстроен, если бы он вдруг исчез. Я отношусь к нему дружески. Можно сказать, даже доверяю. Уважаю… Но слепо слушаться не буду. Вот, примерно так.
Иосиф закрыл глаза и несколько секунд помолчал, его губы сжались в тонкую линию. Видно было, что он боролся с собой, готовясь сказать что-то очень важное.
– А вот я не доверяю ему, – выговорил он, наконец.
– Почему? – удивился Юлий.
– А ты видел ту… большую Землю, на которой есть свет, тепло и множество людей? – ответил Иосиф вопросом на вопрос. – Ты помнишь тех людей, которые послали нас в плавание? Помнишь их лица, их слова, их советы?
– Нет, конечно, – Юлий пожал плечами. – Ты же знаешь, что не помню. И никто не помнит. Океан стирает память.
– Да? А почему ты так уверен, что это Океан стирает память? Может быть… может быть, это Отец стирает память?…
– Зачем?
– Я не знаю. Но мы слишком многое принимаем на веру от него. Раньше я думал так же, как ты, но потом поговорил с Германом, и он посеял во мне сомнения. Герман тоже подозревает неладное. Поэтому он и собрал эту лампу – чтобы Отец, когда нам нужно, не слышал и не видел нас. Ни Отец, ни кто-либо еще…
– И что вы собираетесь