– Дай лекарство, – приказал Артоло. Слуга кинулся исполнять, отыскал одну пилюлю и протянул на ладони.
– В рот клади. – Он открыл рот, и слуга поместил лекарство на язык кончиками пальцев – отставляя вытянутую руку как можно дальше от себя, словно лез в драконью пасть. Артоло принялся сосать липкую пастилку, чувствуя, как немеют нёбо и горло.
Цельность этого лакея раздражала донельзя. Слуга был местным, из Ильбарина. Его родной край оказался разрушен и залит водой, его боги сломлены, его предводители скрылись бегством – и он еще смеет стоять весь такой из себя горделивый? Смеет безукоризненно двигаться? Это издевательство, да и только. Нарочное оскорбление.
– Сапоги давай. – Слуга в замешательстве посмотрел на Артоло – гхирданец спал голым. – Тут везде стекло – мне что, босиком идти?
Слуга извлек громоздкие сапоги Артоло из гардероба. Это были сапоги наездника – утолщенные, со стальными мысами. На голенях стальные зажимы, смастеренные, чтобы цеплять их за седельную упряжь. Он не поднимался в воздух с тех самых пор, как потерял расположение Прадедушки, но все равно это его сапоги. Слуга помог поочередно их натянуть. Пока ильбаринец возился с застежками, Артоло одобрительно улыбался, сложив бесполезные кисти рук на коленях.
– А ну, приберись. Чтоб ни одной пилюльки не пропустил. Одна штука стоит дороже, чем твоя убогая жизнь.
Слуга кивнул. На коленях он заелозил по полу, подбирая пастилки и кладя их на тумбочку.
Артоло встал. Боль от старой ножевой раны утихла. Он потянулся, ощутил, как утреннее солнышко сквозь окно греет спину.
– Корабль Доски пришел прошлой ночью?
– Да, господин.
– Хорошо. Хорошо. – Артоло посмотрел в окно на крыши города Ушкета, на скопление мачт у причала. Полюбовался, как на воде пляшут солнечные зайчики, как отражаются стены домов с полузатопленных улиц.
А потом двинул слугу сапогом прямо по роже. Наступил на руку, надавил подошвой, вминая пальцы слуги в битое стекло. Пнул в живот, крутанул каблук так, чтобы крючья надсекли плоть. Про другую лакейскую ручонку тоже грех забывать. Артоло рванул со стены портрет. Хреновина оказалась очень тяжелая, и покалеченными руками за нее толком не взяться, но он сумел поддеть падающее полотно так, чтобы острый край рамы припечатал ладонь слуги. Картина с грохотом развалилась. Слуга завопил, но Артоло стащил с кровати шелковую подушку и пихнул ее в лакейскую харю. Слуга, уткнувшись в подушку, приглушенно скулил и вскрикивал.
– Нижние боги. – В дверях стояла ведьма. Голос ее сочился отвращением, но металлическое забрало шлема не выражало эмоций.
– Опаздываешь, – рявкнул Артоло. Для пущей убедительности он вновь саданул слугу сапогом. – Сама виновата.
– С Доской возникли проблемы, – проговорила ведьма. Ее костюм зажужжал и защелкал, зашипел колдовской механизм, вкалывая ей собственное обезболивающее. Они оба подпорченный товар, побитые войной. Выброшенные за ненадобностью