Он закрывает глаза. Лицо сияет блаженством, словно он видит нечто прекрасное. Вир вокруг них рассеивается, поглощаемый небесной твердью, исчезает в пустой белизне, словно вино из бокала Василева на хлопковой скатерти.
Основатели один за другим следуют его примеру. Лицо Читрагупты выражает полную безмятежность. Пеллегрини выглядит испуганной. Лоб Творца нахмурен в суровой сосредоточенности. Плоские лица сянь-ку, освещённые восторгом и благоговением, становятся красивыми. Василев бледен и покрыт испариной. Перед тем как закрыть глаза, он бросает на инспектора ещё один полный ненависти взгляд.
А затем наступает черёд инспектора.
В небесной тверди закрытие глаз приводит не к темноте, а к белизне. На её фоне выделяются застывшие силуэты Основателей. Инспектор нерешительно притрагивается к Коду. Это вызывает боль, как при прикосновении к шрамам, только в сотни раз хуже. Незажившая рана внутри него источает ужасный запах и истекает гноем, словно…
…пролежни. Она открывается, когда его будит грохот стрельбы. Рядом лежит его сестра. По её открытым глазам ползают мухи. Он сдирает со своего черепа провода. Раздаётся хлюпанье, сопровождаемое вспышкой боли. По лицу струится кровь. Он трогает лоб сестры. Кожа под его пальцами липкая и мягкая.
Он швыряет воспоминания в небесную твердь, стремясь избавиться от них раз и навсегда. Ненасытная белизна принимает и поглощает их. Внезапно перед ним вместо белизны появляется зеркало с шестью его отражениями.
Инспектор касается лица, привычно отыскивая шрамы, и видит, что отражения повторяют его жест. Но шрамов нет: его щеки стали гладкими. В зеркальных отражениях – молодые люди с чёрными как смоль волосами, тонкими штрихами бровей, впалыми висками и тяжелыми веками. На них узкие бархатные пиджаки и белые рубашки, как будто для вечеринки. Они стряхивают с лацканов невидимые пылинки, смотрят друг на друга и моргают, как только что проснувшиеся люди.
Инспектор всё ещё смотрит на них, как вдруг внутри него раздаётся резкий треск. Ещё одна личность проклёвывается, как птенец из яйца. Я с усмешкой замечаю растерянность в глазах остальных моих сущностей, и мы все стряхиваем с себя тяжёлую скорлупу облика инспектора.
Чен рядом со мной хлопает в ладоши.
– Чудесно! – восклицает он, словно взволнованный ребёнок. – Чудесно!
Мы все смотрим на него. Он единственный остался таким же, как и прежде: миниатюрная серая фигура на фоне белизны небесной тверди. Здесь что-то не так. Я ищу его Код в устроенной нами виртуальной ловушке и ничего не нахожу.
А Чен вытирает глаза и снова становится серьёзным. Теперь, когда нет сяо, сопутствующего моей маскировке, рассматривать его намного легче. Низенький коренастый азиат с неровно подстриженными седыми волосами, босой, в простой монашеской одежде. Его лицо выглядит моложе, чем глаза.
– Вир, имитирующий небесную твердь, – говорит он. – Я и не знал, что такое