Погожим летним днём Фёдор вместе с двумя сыновьями, как обычно, трудился на каменоломне, пока Павлуша и Катя хозяйничали в огороде. Марии в тот день нездоровилось, она ждала пятого ребёнка и решила немного отдохнуть от повседневных дел. День близился к вечеру, когда с десяток уставших работяг дружно покидали пещеру каменоломни. Фёдор в тот день работал не покладая рук, устав больше чем обычно, он присел на небольшое, поваленное ветром дерево немного поодаль каменоломни и велел сыновьям передать матери, что явится чуть позже. Когда все разошлись, то полез в небольшой схрон из камней, расположенный в паре метрах от поваленного дерева. Фёдор разворошил камни и достал из-под них небольшой мешочек с лежащими внутри деревянной курительной трубкой и табаком, которые выменял несколько месяцев назад лично у одного из казаков на двух кур и десяток яиц. Фёдор неловкими движениями грязных толстых пальцев принялся забивать табак в трубку, как вдруг внезапно замер, от испуга выронил трубку из рук, горстка драгоценных сушёных листьев просыпалась на землю. В десяти метрах от мужчины стояла маленькая, полуголая, примерно четырёх лет девочка и, не сводя каменного взгляда с Фёдора, наблюдала, как он пытается собрать рассыпанный табак обратно в мешочек.
– Девонька, ты чего уставилась? – наконец обмолвился Фёдор.
Девочка молча продолжала наблюдать за неловкими движениями мужчины, который нервно пытался спрятать мешочек за пазухой, словно в нём был не табак, а золотая крошка. Наконец, Фёдор успокоился и переспросил:
– Ты чья будешь-то? Не видел тебя тут раньше.
Девочка ничего не ответила, лишь молча поднесла указательный палец ко рту, поковырявшись им в своих редких молочных зубах.
– Эй, ты говорить умеешь? Тебя как зовут? Я Фёдор. – Мужчина привстал и медленно, нерешительно подошёл к девочке, та лишь промычала ему в ответ:
– А-а-ы-ы-ы.
– Та-ак, всё ясно с тобой. Говорить мы, видимо, не умеем.