– Да
Учительница еще что-то произнесла, Ваня потерял окончательно нить разговора и ответил в паузе, для разнообразия:
– Нет.
Это было как игра в чет-нечет.
Бордовая учительница перешла на английский.
– Хорошо, – сказала она, хотя ничего хорошего не просматривалось. Ваня не знал урока, а учительница думала, что он над ней издевается. – Пойди к наставнику и скажи ему, что я тобой недовольна.
Ваня отправился к наставнику и обнаружил его в кабинете, что само по себе было большой удачей.
– Учительница испанского языка отправила меня к вам, – сказал Ваня и потупил скромный взор на пол. Темные ресницы придавали Ване застенчивый вид.
– А в чем дело, что ты натворил?
– Я решил пойти на нудистский пляж в тапочках, а она мне этого не разрешила. Не понравилось ей, что я хожу туда в тапочках.
– А почему ты решил пойти в тапочках?
– А в чем?
– Ну, босиком. Надо быть последовательным.
Хорошо бы быть последовательным, но я не знаю, как по-испански «босиком», с тоской подумал Ваня, а вслух сказал:
– Имею я право выбирать?
Наставник задумался так, как будто от пра́ва Вани пойти в тапочках на нудистский пляж зависел международный престиж Соединенных Штатов.
Прошло несколько минут томительного молчания. Наставник почесал редеющую макушку.
– О кей, Айвен, – сказал он, наконец, – вернись на урок и скажи учительнице, что я разрешаю тебе ходить на нудистский пляж в тапочках, раз тебе этого хочется.
И Иван вернулся на урок.
– Наставник разрешил мне ходить в тапочках, – сказал он учительнице по-английски. – Наверное, он и сам так пошел бы на нудистский пляж, чтобы ноги не наколоть.
Учительница беспомощно оглянулась. Вокруг нее сияли радостные рожицы пятнадцатилетних мальчишек, которых было больше половины класса.
В этот момент, к счастью для нее, закончился урок.
К следующему занятию Ваня подготовился, но его почему-то не спросили.
Страсти – мордасти
Я снова была на даче у подруги. На этот раз я решила изобразить ближайший пруд, а не дальний, где живут рьяные поклонники живописи и где мне так досталось позапрошлым летом. Я подошла к пруду, нашла место, с которого мне вид и освещение показались наилучшими, и вернулась за этюдником и красками.
Когда я вновь появилась на пруду, на моем месте, чуть ближе к воде, сидели две юные велосипедистки десяти-одиннадцати лет от роду.
Все время, пока я пыталась изобразить домик на противоположной стороне, березу, кусты, четкое в безветренную погоду отражение в воде, девушки беседовали, вернее, это была не беседа, а монолог, тоже живопись, только словесная.
Говорила одна, черненькая, постарше. Рассказывая, она изредка скашивала глаза на меня, слушаю ли я ее и проникаюсь ли сочувствием и уважением.
Разговор,