– Ну… – Лена не нашлась, что ответить.
– Так можно или нельзя?
– А зачем?
Гарри добавил крошек. На досках образовалась солидная такая кормушка, на которую издалека косились белые пляжные попрошайки, не вполне осмеливаясь подойти. Затем он снова сделал глоток, развернулся к дочери и сказал:
– Дай сигарету.
– Нет.
– Дай. А то так и буду разговаривать только с ней. С тобой – не буду.
Вздохнув, Лена достала пачку.
– Раньше я дружил кое с кем, – сказал Гарри тоном, каковым ставят обычно точку. Птица снова подняла голову и на сей раз довольно долго смотрела на Гарри. Просто смотрела. Не стучала клювом. Не ела хлеб.
– Помнишь Риту, мамину подругу? – спросил вдруг Гарри.
– Толстенькая? С… со стрижкой, как у Мирей Матье?
– Да, она.
– Ну, смутно… давно видела…
– Рита чуть выше нее жила, – он кивнул в сторону птицы, явно имея в виду, выше «кого» жила.
– В смысле?
– Она видела, как из форточки одной женщины однажды вылетела эта птица. Она жила на несколько этажей выше.
– Ее что, в доме держали? – удивилась Елена.
– Можно сказать и так, – Гарри вдруг обрадовался формулировке дочери, но тут же добавил: – Но не совсем. В общем, Лена… у меня когда-то была одна знакомая… нет, не Рита. Рита была мамина знакомая. А я наоборот, сперва боялся, что твоя мать ревновать будет. Но ревновать, между нами говоря, было не к чему. Мы просто разговаривали. Пятнадцать лет мы с ней просто разговаривали.
Познакомились они с Гарри здесь же, на бордвоке. Дайна была тогда намного моложе, ей было сорок шесть или сорок семь, она была младше нынешней Ленки. Сказала, что родилась в Риге, в русско-латышской семье. «Я тогда спросил: почему ты не блондинка?». Она ответила, что не все латыши – блондины, это известный стереотип. Большинство, конечно, блондины, но есть и исключения. Тем более, дедушка был еврей.
«Мне она сказала, что приехала сюда для воссоединения семьи. Я спросил – с кем семья-то? Кто родственник? Она сказала, что дочь. Она родила ее в первом браке, а всего была замужем дважды, оба неудачно. Говорит, что ее мужчины пили. Не могу подтвердить, я их не знал. У всех нас разные представления о том, что такое пить… Но дело уже не в них, конечно, она одна приехала, дочь уже здесь была».
Говоря это, Гарри уже не смотрел на птицу. Скорее, птица без взаимности смотрела на него – по крайней мере это так выглядело. Закончив трапезу, она взлетела на спинку лавочки, стоящей по другую сторону относительно коляски Гарри. Лена видела ее черный силуэт в самой темной части бордвока, на котором уже серьезно темнело в целом. Птичья фигура сидела строго за спиной Гарри, сидела так тихо и неподвижно, что издали ее можно было принять за изваяние. Но в какие-то случайные моменты она все же поворачивала голову, и тогда брайтонские, уже зажегшиеся, фонари дарили ее