– Но у меня есть свои планы, и, если кто-то становится на моём пути, мешая их претворению, я вынужден забывать свои симпатии. Так что, хотите вы того или нет, мы сейчас поедем на вокзал, и советую вам проявить благоразумие. Как минимум четыре револьвера постоянно будут направлены на вас. Два вы будете чувствовать своими рёбрами, о двух других не будете даже подозревать. Вещей брать не надо, вы будете иметь всё, что может понадобиться в долгом путешествии.
Хэлфорд тщательно поправил крахмальные манжеты рубашки и направился к выходу из квартиры. Генри медлил до тех пор, пока не услышал щелчки взводимых курков. После этого он тихо чертыхнулся и пошёл вслед за банкиром.
Глава 3
В суете Гранд Сентрал Депо Генри напряжённо оглядывался по сторонам, пытаясь улучить момент для бегства. Двух охранников, которые шли позади него, он смог бы нейтрализовать раньше, чем они достанут револьверы, но Хэлфорд не врал: в толпе у него тоже были свои люди. По крайней мере, одного вычислить не составило труда, ибо одеждой и повадками он ничем не отличался от тех двух, которые шли позади Генри. Четвёртого Генри не видел, и это сильно ослабляло желание действовать напролом.
Под прокопчёнными сводами огромной стеклянной арки, воздвигнутой над перронами и путями, висели косые снопы закатных солнечных лучей. Сновали носильщики, пассажиры толпились у вагонов. У ног стояли саквояжи, дорожные сундуки, шляпные коробки, плетёные корзины. Пара рыже-пегих гончих послушно лежала у ног нескольких охотников.
Над перроном стелился белый шипящий пар, слышались разрозненные обрывки разговоров:
– …заявляет на приёме у Беккетов, что я отстала от моды. Ей невдомёк, что форма турнюра снова меняется и вся Европа уже ходит так.
– …деньги держи во внутреннем кармане. Приедешь к тётушке, – телеграфируй.
– …я спотыкаюсь, падаю. Ружьё в нескольких ярдах от меня, а навстречу мне – громадный гризли…
Шипение паровоза временами глушило и гул разговоров, и скрип перегруженной тележки носильщика, и чей-то смех. Пахло дальней дорогой: паровозной гарью, горячим металлом дымовой трубы, пропитанными креозотом шпалами.
Генри любил запахи железной дороги, а пахло здесь всё – казалось, запахи были даже у звуков. Чихание паровоза пахло густым насыщенным водяным паром, рождая смутные воспоминания о русской бане, куда в детстве водил маленького Генри, тоскующий по родине дедушка. Стук перебрасываемых в тендер свежих дров источал дух небольшой загородной лесопилки. И даже окрик спрыгнувшего с паровоза машиниста пах промасленным до заскорузлости комбинезоном.
Перейдя на второй путь, Хэлфорд любезно указал Генри на заднюю площадку новенького пульмановского вагона, блестящего, как ярко-зелёная детская игрушка в витрине магазина на Бродвее. По периметру боковых стен – золотая инкрустация; под сияющими чистотой окнами – золотые буквы: Halford.
Один из людей в чёрном, поднявшись по никелированной лесенке, любезно распахнул дверь. Генри вошёл,