– Прощай. Спасибо! Эстресса, я буду искать лекарство от твоей болезни, и как только…
– Пошевеливайся!
Из столовой мы пробрались в коридор и обнаружили, что во втором лифтовом холле, который прилегал к нашим отсекам, чисто. Я уселась у скважины панели вызова лифта. Кончики пальцев лоснились от пота. Первый ключ уже подтаял и на первой попытке сломался, но не успела я достать второй, как в шахте загудело. Кто-то ехал снаружи.
– Трюфель, сюда! – я ущипнула его за алюминиевый локоть.
Трюфель упирался и не хотел покидать холл. Тогда я потянула силком, но он взбрыкнул, и у меня в кулаке осталась фольга. Со стороны столовой уже возвращался санитар, который улетел на «подозрительный шум». Я выбежала из холла одна и завернула в ближний туалет.
У лифта послышалась возня, шелест, но почти моментально всё стихло. Трюфеля, стало быть, упаковали. Санитар вернулся на пост: в холле трещали его механические плавники. Но в коридоре прямо за туалетом кто-то стоял. На гломериду я не успевала, но и вернуться в отсек 5 не могла. На весь коридор ругался главврач. Я сначала решила переждать в туалете рядом с карцером. Но Вион-Виварий в коридоре бросил: «Так, чтоб, пока я отливаю, навели порядок…»
Тогда я стала ломиться туда, где на плане Нормана было пусто. Ведь если есть дверь – есть и выход. Конечно, если вы не в магазине дверей…
«Пап, помоги!»
Видра шагнул в туалет, а я – секундой раньше – за дверь. И сразу во что-то вляпалась. Когда глаза привыкли к ночникам, я обнаружила себя по щиколотку в густой амальгаме. Лужа колыхалась в ритме дыхания. Я решила, что попала в технический коридор, но в углу проступил пустой гамак, в другом углу ещё один. В третьем кто-то зашевелился. Значит, я опять прокатилась на минипорте, который вёл из туалета в отсек 1. На полу, расчерченном серой сеткой, мелькали чёрные точки, но это была только иллюзия. Точки в пересечениях линий сетки были неподвижны, но мозг не умел ухватить сразу все и видел то одни, то другие. Я помотала головой, но точки продолжали плясать.
– Мясо! – внезапный голос был мужским, но писклявым, с надрывом. – Гертруда, держи… держи мясо!
Лужа поползла вверх, глотая штанину складка за складкой. Тихонько пискнув, я стряхнула её с коленей, но Гертруда оказалась липкой, как столярный клей. Я еле выдернула руки и часто затопала по амальгаме, теряя тапки. Голосок заблеял над ухом:
– Поужинаем вдвоём, Гертруда! Только первым делом брызни ей в глаза!
Из тьмы проступила знакомая пятерня, и в ту же секунду, как попалась на глаза, застыла. А следом на пол повалился Мильтон. Зря я его жалела в столовой, ох, зря. Стараясь не сводить с него взгляда, я оторвала Гертруду с пижамы и рванула вдоль стены. Пятилась и нащупывала скважину в любой двери, хоть куда-нибудь. Искать приходилось на ощупь, потому что Мильтон, когда на него не смотрели, двигался со скоростью кванта. Его соседка Гертруда преследовала меня вдоль стен, за моими пятками тащилась липкая