Для Дэна каждое утро в участке начиналось с простого и приятного факта: он неплохо втиснулся в самоповтор вчера, которое было позавчера и настанет завтра. Ему дали крохотный узелок ответственности на плечо, и этот вес его вполне устраивал. Возможно, он стал машиной – наподобие кофейного автомата, – в которую каждый может бросить монетку и получить правильный ответ. Монетка, правда, пролезала крохотная, потому и вопросы он принимал соответствующего размера. Никто ведь не предполагал, что дедукция и реакция – далеко не весь арсенал инспектора Байронса, как никто не замечал бродящего по участку кофейного автомата с вечно красными от недосыпа глазами. Включился утром, отщелкал пару задач, выключился на ночь. Только вот спать по-человечески у Дэна не выходило.
На его счастье, коллеги не смогли разузнать, чем он занимался до того, как пожаловал в их городок – тогда ему было тридцать пять, и поначалу он показался всем немудреным и замкнутым парнем. За двадцать лет, проведенных за расследованием краж и редких случаев насилия, Байронс оттаял. «Очеловечился», как любил говаривать его напарник, не представляя, насколько меткое выдал определение. Дэн даже выучился шутить, а тот факт, что большинство коллег считали его юмор насилием над здравым смыслом, принимал за комплимент. Пожалуй, он никого не боялся – кроме себя. Амбиции местного начальства время от времени раздражали, но не настолько, чтобы ударится во все тяжкие и наломать костей. Привязанности? Нет, уже давно и с того момента без перемен, а новых он не искал. Одним словом, жизнь из коротеньких ребусов длиной в пробег угнанного автомобиля или стащившего выпивку подростка была спокойной и намертво присохшей гипсовой повязкой. И она даже не чесалась.
И куда теперь? Байронс чувствовал перемены, как старую мигрень. «Кое-кто» объявился после двадцати лет забвения, делая вид, что не происходит ничего особенного. Как будто решил всё отыграть назад. Или попросту забыть, схватив Дэна за шиворот и вытолкнув в стратосферу – как есть, в гипсе и соплях.
Дэн засунул руку в карман, потыкался пальцами в холодный, гладкий камень. Эта штука была похуже стратосферы, и ее отдали легкомысленно, как запоздалый подарок, не стесняясь и не соблюдая правил. Хотел бы он знать, что у них стряслось. Заявились к нему посередь бела дня и тащат обратно, хотя он ушел сам