– Капурёхи, капурёхи!.. Ты ещё о солёных огурцах расскажи. А я вот такое знаю – вам и не снилось! Мой дядька Юхан – тот самый, что зимой в Виртенбург подался, в матросы…
– Да знаем мы твоего дядьку.
– Так вот, он в прошлом году в мёртвый лес забрёл, чудом жив остался.
– Брешешь!
– С места мне не сойти!
Шёл себе привычной дорогой – по просеке через березняк на хутор – и вдруг как поленом по голове – ни берёз, ни просеки – голые ели вокруг торчат, словно кости обглоданные. И небо серое, как неродное. Он назад кинулся – и там мёртвый лес. Он и вправо, он и влево – везде одно. И тут кто-то как завоет, как завоет – жуть: – "У-у-у! .. У-у-у! .. Ю-у-ха-ан!.." А за ним целый хор: – "У-у-у! .. У-у-у! .. Ю-ху-ху!.." Дядя Юхан как кинется напролом, не разбирая дороги, сам не зная куда. Всю одежду в клочья изодрал, лицо, руки до крови изранил. Сердце от страха чуть не остановилось, а он всё бежал-бежал, пока ноги держали – может час, а может сто лет. Уж и силы напрочь вышли, а вокруг всё те же остяки еловые, словно он ни на шаг с места не сдвинулся. Дядька мой помирать приготовился, всё, решил, конец. И тут у него в ушах зазвенело, голова закружилась, ноги заплелись, упал он, а как голову поднял – берёзы вокруг, листва зелёная, вниз посмотрел – живая трава. И нигде даже помину нет никакого мёртвого леса. Словно привиделось. Только руки в крови, да рубаха лохмами висит, да хвоинки чёрные в волосах застряли.
– А кто ж это выл в лесу то?
– Как кто! – Известно кто – мертвяки. Скелеты волчьи. Говорят, они мёртвый лес стерегут. А водит их Белая Волчица.
– А до Мёртвого озера твой дядька Юхан дошёл?
– Мёртвое озеро – это сказки, а я не сочиняю, я, что на самом деле было, рассказываю.
– Ха! Вот и видно, – рассказывать ты мастер, да толком ни шиша не знаешь. "Мёртвый лес!" Мёртвый лес – это так, цветочки. А вот за мёртвым лесом, – это моей матери верный человек по большо-ому секрету говорил, – если его сквозь пройти, озеро лежит. С мёртвой водой. Никто того озера не видел. Ни одна душа живая! И не дай бог увидеть! Потому что, кто видел, того уже на земле в помине нет.
– Это отчего так?
– А оттого, что от воды в том озере смертная тоска исходит – войдёт в сердце иглой и, бац! – разорвётся сердце на тряпочки.
– Бабкины россказни!
– Вот погляжу, про какие ты россказни запоёшь, если сам в том лесу окажешься.
Тем временем хворост прогорел, потому как за новым никто и не подумал сходить. Темнота стала плотной, почти осязаемой. Каждый шорох, казалось, таил угрозу. Пора было расходиться по домам. Но как уходить от тёплого ещё кострища? Как идти через пустырь, мимо высоченных зарослей бурьяна, мимо безлюдных огородов и глухих садов? Хорошо кто живёт неподалёку, ещё лучше, кто