На мой взгляд, плохая «химия» между двумя группами, беседовавшими на этой яхте, говорит о более глубоком противостоянии в обществе: люди, занимающиеся технологиями, не в курсе, что они чего-то не знают, пока не узнают это. В противовес им, люди искусства и романтики по природе своего труда живут в постоянно напряженном состоянии двойственности, конфликта, сомнений и колебаний. Гуманитарные науки становятся нашими естественными защитными укреплениями в борьбе против чисто утилитарного инженерного сознания. Они помогают человеку поддерживать священный статус того, о чем он не знает. Они направляют нас в самом возвышенном из поисков: кто мы перед лицом природных сил? Кто мы перед лицом диктаторских политических режимов? Кто мы перед голосом нашего призвания? Какой смысл имеет работа в нашей жизни?
В начале торжественной церемонии в Университете Брандейс, литературный редактор New Republic Леон Визельтир обратился к выпуску 2012 года «коллеги-гуманисты»{56}. Он обозначил знакомство с великими произведениями искусства (текстами, картинами, скульптурами) как «бастион, защищающий от твиттерного ускорения американского сознания». «Культура, – с вызовом подчеркнул он, – стала новой контркультурой». Когда мы наблюдаем постепенную сдачу позиций гуманитарными науками, духовные поиски смещаются. Гарвардский университет недавно сообщил о сокращении доли научных степеней, полученных в гуманитарных науках. В целом по стране с 1996 по 2010 год сокращение составило семь процентных пунктов, с 14 до 7 %{57}. Эти цифры никто не оспорил{58}, а последовавшие дебаты только подчеркнули очевидную проблему – кризис доверия к гуманитарным наукам. Сегодня многих из нас тянет к экспертам, облаченным в лабораторные халаты; мы жаждем научных сертификатов; нас привлекают корреляции, а не причины. Фиксация на научности облагородила наши прежние, более романтичные понятия о мрачном, неистовом духе; загадки темперамента и настроения сменились спецификой клеток, нейронов и синапсов. В эпоху квантификации гуманитарные науки стали считаться почетными, но незначительными. Они могут уловить что-то в прошлом, но им нечему научить вас относительно будущего.
Как далеко мы ушли от тех дней, когда избранная группа ученых-гуманитариев трудилась над созданием знаменитого ныне core curriculum (учебной программы) сначала в Колумбийском университете, затем в Чикагском! Профессора составляли четырехлетний план изучения 100–150 книг, обозначенных как «моральные основы» западного мира{59}. Образование в современных колледжах свободных искусств базировалось на этих избранных текстах. Прошло полвека, и все радикально изменилось.
Наш core