– И ты думаешь, что этот наказ так же легко выполнить, как отдать? – спросил я.
– Нелегко, но туркмены храбры и отряд их велик, а ваш гарнизон слаб и в нем много больных. Вот почему я всего менее советовал бы вам идти в Ак-булак.
– Но почему вы знаете о состоянии гарнизона в Ак-булаке, когда никто из ваших не был в нем?
Весть – залетная птица в киргизской степи; она кружит по ней во все стороны, переносится из аула в аул, в бедную юрту киргиза, скрывающегося в камышах от нищеты, холода и насилия, и, облетав все кочевое племя, перелетает к оседлым соседям. Жадные к новостям, киргизы пируют приезд вестника как дорогого гостя и потом скачут в другой аул, разделить новый пир и нередко получить от хозяина «суэнчу»[9]. Рыская по степи для баранты, или высматривая в свою очередь барантовщиков, киргиз скрывается где-нибудь в камышах, или за горой, прислушивается поминутно к земле, выглядывает малейшие подробности, нередко прокрадывается к самим укреплениям, проникает во враждебные аулы, где имеет кого-нибудь из друзей или родственников, и, возвращаясь домой, привозит обильный запас рассказов, которые, переходя через тысячи уст, сохраняют удивительную неизменяемость. Таким образом, мы в первый раз услышали от карабашевцев, что хан Внутренней Орды, Джанкир, удостоился получить алмазные знаки ордена Св. Анны 1-й степени: известие это еще не было получено в Оренбурге, при отправлении нашем оттуда.
Утурали подтвердил все слышанное уже мной о положении дел в Хиве. Мы расстались далеко за полночь.
Глава II
Рассказ о Дост-Мухамет-хане одного из родственников его. Мухамет Эвтимишев; его таинственность. Он предлагает нам свои услуги. Мятежная жизнь Мухамета и его раскаяние. Мы решаемся присоединить его к горсти своих людей. Ожидание вожатого. Наш отъезд; перестрелка. Приключение.
Ноября 21 дня.
В толпе, провожавшей хивинских посланцев, отличался своими благородными движениями и чертами лица правильными, выразительными, один молодой человек, пользовавшийся наружным уважением киргизов и, видимо, презиравший хивинцев. Задумчивый, чуждый этой дикой ватаге, в которой находился, казалось, более по необходимости, чем по произволу или по рождению, он, видимо, искал встречи с нами.
Раз, ночью, посетил он нас.
– Я авганец и близкий родственник Дост-Мухамет-хана, – сказал он…
Мы еще не знали об окончательной участи кабульского хана, возбуждавшего в то время общее участие: