– Угощайся, Поликсена, ешь и пей вволю! – потчевала ее, как ровню, старая кухарка барона, подмигивая судомойкам и горничным, жавшимся к ней, словно цыплята к клушке, которая должна взять их под крыло, если вдруг дворянской соколице вздумается спикировать на них.
Поначалу застольное общество – десятка два мужчин, женщин и девиц всех возрастов – держалось довольно скованно.
Многие впервые пользовались редчайшей возможностью посидеть за одним столом с господами и боялись оплошать при обращении с ножом и вилкой, но Поликсена быстро сумела создать атмосферу дружеской непринужденности, вовлекая в разговор то одного, то другого гостя и тем самым как бы развязывая языки всем остальным. Только мулла Осман из киргизских степей молча отправлял в рот еду пальцами, которые то и дело ополаскивал в миске с водой. Угрюмый русский тоже не проронил ни слова, он лишь время от времени вонзал в Поликсену клинки своих долгих и отнюдь не добрых взглядов.
– А все-таки расскажите, – обратилась она к гостям, когда все кушанья были поданы, а чайные чашки и винные бокалы наполнены, – что тогда, собственно, произошло? В самом деле там, наверху, какой-то лунатик…
– Не сойти мне с этого места, ваша милость! – поспешила подтвердить Божена, но, получив от кухарки тумак под ребра, тут же поправилась: – Не сойти мне с этого места, Поликсена. Я своими глазами видала! Страсти-ужасти! Я сразу поняла, как, значит, Брок-то залаял, а господин барон сказали: «Йезус Мария!» А этот руками не шевелит, а в воздухе летает, точно огненный петух какой. Глазища так и пылают. Кабы не было при мне моего хранителя, – она тронула амулет, висевший у нее на шее, – не сидеть бы мне сегодня с вами. Он меня как ошпарил глазами-то. А потом его как швырнет на живую изгородь, и он вниз летит, точно… ядро из пушки. Вот пан Лоукота, – она кивнула на старика-камердинера, – не даст мне соврать.
– Вздор, – сказал тот, – все было не так.
– Ну ясное дело, – возмутилась Божена. – У вас, пан Лоукота, как всегда, память отшибло. А ведь вы здорово струхнули.
– Так он и впрямь по воздуху летал? – недоверчиво спросила Поликсена.
– Ваша правда.
– Парил в воздухе?
– Точно так.
– И глаза у него горели?
– Ваша правда. Как уголья.
– А потом, я слышала, он на глазах моих родственников и других господ будто бы превращался в других людей?
– Ага. Один раз стал длинным и тонким, как палка от метлы. Я в замочную… – Божена смущенно запнулась, почувствовав, что перестаралась с подробностями. – А вообще-то, я долго не глядела, меня госпожа графиня за Богемской Лизой услали… – Она вновь осеклась, как только кухарка ткнула ей в ребра еще раз.
Возникла какая-то неловкая пауза.
Потом русский вполголоса спросил своего соседа:
– А