– А чё? – вопросила личность, она же – Степан Степанович, убирая трясущиеся руки за спину.
– Такое впечатление создаётся, – презрительно сплюнул Пашка в урну с окурками, – что вашу форму корова жевала, не вынимая вас из неё.
Чебышев, довольно похохатывая, ткнул меня локтем:
– Цирк!
– А ручонки-то, видимо, дрожат, дрожат ручонки, а? – не отставал Пашка.
– Шёл бы ты, э-э-э, малай! Не до тебя сейчас… Сами-то, вон чё, вон чё, уже с утра к Тамарке с баночкой бегали, – припомнила мятая личность. – Видели, видели вас, – взбодрился Степан Степанович, – а меня не позвали, – икнул перегаром.
– Самим мало было, – прошептал ему на ухо скаредный Лёша.
– А я вчера, вон чё, вон чё, в отрубях был, – грустно оповестил присутствующих изжёванный.
Пашка иронично кивнул в его сторону:
– Все нормальные люди, как лишнего вмажут, в отрубе бывают, а этот – в отрубях.
– Женатый? – обратился ко мне будущий учитель, отвлекшись от Степаныча.
– Сыну уже три года, – похвалился я, выходя из курилки и задерживая дыхание.
– Не курящий? – удивился Пашка.
– Семь месяцев уже.
– Зря! Копчёное мясо дольше сохраняется…
Перед зеркалом, примеряя форму, крутились Лёлик и Болек. Увидев меня, обрадовались.
– Ну и форму дали, – веселились они. – А штаны-то, штаны! Вот бы по проспекту пройтись.
– Слушай, Паш, – обратился к заинтересованно выглядывавшей из курилки Пашкиной голове, – а что это здесь ни скамеек, ни стульев? Стоя курить-то надоест.
– Это, Серёг, чтоб геморроя не было, – авторитетно ответил он. – Там сидим и здесь опять сидеть? Правда, Лёшка вон не боится, из радевалки стул тащит. Заработал уже ударным трудом на благо родины, – шёпотом закончил монолог.
– А мне уже всё равно, – небрежно махнул рукой тот. – Так что можешь и не шептать.
Двойняшки, забыв про форму, увлечённо испытывали аппарат с газированной водой.
– Холодная! – изрёк один.
– И копейку бросать не надо, – поддержал другой.
На участке Чебышев в раздумье погладил бородавку, мне показалось, что она, как котёнок, мурлыкнула и прогнулась от удовольствия.
– Запоминай, – внушительно произнёс он, глядя на меня, как барин на крепостного. – Сначала пойдёшь на четвёртый
этаж, получишь паяльник, пинцет, отвёрточки трёх номеров, молоточек, – отбивал ладонью о стол. – Если Митрофаниха будет в настроении, выдаст без шума и пыли, как говорится… Далее… – Лёшина бородавка кивнула на стеклянные шкафы, стоящие за нашими столами, – вот этот твой будет. А вон видишь, за шкафами Паша сидит, в носу ковыряет. Классное место нашёл, – позавидовал учитель, – никто его там не видит. Пашк?! Тебе двадцать шесть