Она перевела дух и добавила на тон ниже:
– К слову о цене, которую нужно платить за все. Вы, модлы, получили готовенькое счастье, ничего для этого не совершив.
Ким был слишком впечатлен рассказом Рины, чтобы обратить внимание на фразу о готовом счастье.
– А ты сказала папе?
– Ага. И он ответил, что надо терпеть, что мама лучше знает и что большая наука всегда требует больших жертв. И маме доложил о нашем разговоре. И с меня на три дня сняли экзоскелет, так что я даже сходить в туалет сама не могла. Вот такие у меня родители.
Жесткая спина апельсинового экзоскелета не помешала Рине тоскливо ссутулиться. Девочка бросила карандаш на пол и держала над ним ладонь, будто укрывая от чего-то. Ким опустошенно следил за ней и вдруг вздрогнул. Карандаш вибрировал. Почти незаметно, но он дрожал и по миллиметру двигался против часовой стрелки. Ким подобрался и шепотом, будто не хотел напугать карандаш, позвал:
– Рина!
– Видите? – Девочка подняла на Кима загоревшиеся глаза, и карандаш тут же замер.
– Вижу. Как ты это делаешь?
– Сама не знаю толком. Мама говорила, это связано с биоэлектричеством и ритмами мозга. Альфа, тэта, мю, еще какими-то. В отличие от вашего эмрапида мамин препарат их усиливает по возрастающей. Теперь-то вы мне верите?
– Я не говорил, что не верю.
– Вы поможете мне? Пожалуйста!
– Что нужно сделать?
Рина вскочила, и карандаш отлетел под стол.
– Смотрите, вот четыре пробирки. Это последовательные инъекции. Внутривенно. Я сама заряжу инжекторы, вы просто приставите их к нужному месту. Надо будет подготовить аппарат искусственной вентиляции легких, ну, на всякий случай.
Она заметалась по лаборатории, хлопая дверцами шкафов. Потом вручила ему электронный ридер.
– Это инструкции к оборудованию, вы быстро разберетесь, вы же модл. Вникайте, я сейчас.
Пока Ким читал, Рина куда-то сбегала и вернулась, хихикнув:
– На всякий случай. А то я много сока выпила. Вникли?
– Да.
– Супер.
Она забралась на кушетку и стала ослаблять крепления экзоскелета на ступнях.
– Рина, что ты делаешь?
– Вены от постоянных уколов совсем спрятались. Только периферийные доступны.
Ким вздохнул, пытаясь притушить негодование. Он не мог понять мотивацию матери Рины. Как, а главное, ради чего можно было так довести ребенка, чтоб тот радостно ждал инъекций и рассуждал о непригодности крупных вен?
– Это больно?
– Не знаю, – Рина снова хихикнула, – первый так себе, а следующие я не помню.
– Как – не помнишь?
– Я после первого теряю сознание примерно на пять минут. Это нормально, не переживайте. Если бы не первый укол, я сама давно бы уже все сделала. Но сложно колоть себя, если ты в отключке. Готовы?
– Ну… наверное. А ты?
– Давно. Давайте.
Ким разложил четыре инжектора на столике