– Все зависит от нас. Захотим – вырвемся.
– А что, есть такие, что не хотят? – продолжал пленный в том же духе.
– Хотят, но не пробуют, а посему грош цена всем их мечтаниям. А теперь не мешай.
– Вдруг помогу, понадоблюсь, гори оно все церковными свечами.
Беркут задумался. Он знал, что немцы довольно часто подсаживают в вагоны, камеры и бараки своих агентов. Но как сейчас проверишь? Риск есть риск.
– Начнем с имени, звания и всего прочего.
– Кирилл Арзамасцев. При лычке ходил. Ефрейтором уважали. Но когда это было! Почти год скитаюсь по лагерям.
– То-то вижу: прижился ты у них.
– Побегаешь, побегаешь – и тоже приживешься, – огрызнулся Кирилл.
– Ладно, не бычься. Потом разбираться будем. Пока что задача твоя – как только можешь, отвлекай любопытных… Боюсь, как бы здесь не оказалось провокатора.
– Такие всегда найдутся.
– Тогда что, бежим вместе?
– В чем мать родила? Очень далеко ты убежишь? Тут кругом немчура да полицаи. Пристрелят, не спросивши, кто и откуда.
– Уговаривать не стану. Время еще есть, решай.
На кисти левой руки у Беркута была намотана тряпка, на которую никто из охранников, не обратил внимания: думали, что перевязана рана или стянуты связки. Сейчас Андрей размотал ее и туго намотал на конец лезвия, создав некое подобие рукоятки. Как он признателен Юзефу за этот подарок! Знать бы: спасся лагерный фотограф-парикмахер? Вряд ли.
30
По мере того как машина спускалась с небольшого, поросшего соснами перевала, чаша горной долины раскрывалась, словно огромный голубовато-зеленый бутон. Санаторий – два трехэтажных корпуса с несколькими одноэтажными флигелями и хозяйственными постройками под островерхими черепичными крышами – возник на берегу озерца как-то неожиданно, нарушая царившую в этой скалистой пиале естественную гармонию неочеловеченного бытия.
– Богема воинства СС, – с непонятной Власову иронией произнес Штрик-Штрикфельдт. – Мне пришлось побывать здесь только однажды. Не в качестве курортника, естественно. Если сюда и допускают неэсэсовцев, то лишь очень высокого ранга. Я же блаженствовал здесь в качестве личного гостя начальника санатория фрау Биленберг. Но не в этом дело, – поспешно уточнил капитан. – Главное, что после этого посещения я месяца три только и бредил окрестными красотами. И вы готовьтесь к тому же.
Капитан вопросительно взглянул на командующего, но тот предпочел отмолчаться.
Теперь шоссе спускалось по крутому серпантину, и генерал чувствовал себя, как пилот в пикирующем бомбардировщике. Упершись руками в приборную доску, он мрачно созерцал некогда пленившие капитана красоты, не воспринимая их и даже не стремясь преломить это свое меланхоличное невосприятие.
Истинный военный, он не умел радоваться дням затишья, проведенным