– Так это ж первая моя заповедь, – проворчал Берия, почти обиженный тем, что вождь мог заподозрить его в «излишней расточительности».
– Война кончится, и люди начнут сравнивать, – неожиданно ударился в философию Кровавый Коба. – Они будут говорить, что в этой войне противостояли друг другу два учения – коммунистическое и фашистское: две партии, два лагеря…
– Лагерей было куда больше, – саркастически заметил Берия, но мгновенно согнал с лица скабрезную улыбку. Он произнес это не по храбрости своей, а по глупой неосторожности. Что называется, сорвалось.
– Они будут сравнивать и говорить: вот как зверствовало гестапо, а вот как боролось с врагами народа наше энкавэдэ. Вот их Мюллер, а вот наш Берия… – Вежливо, но расчетливо мстил ему вождь. – Ты хочешь, чтобы они видели разницу между Мюллером и Берией, Лаврентий?
– И они увидят ее, товарищ Сталин, – угрожающе пообещал Берия. – За нами не заржавеет.
– Но это не значит, – задумчиво набивал трубку вождь, – что мы должны выпускать ход нашей истории из-под контроля. Уже сейчас мы должны думать над тем, что из наших деяний достойно истории, а что недостойно, поскольку это наши повседневные государственные дела. Зачем будущим поколениям знать, в каком халате и каких тапочках ходил товарищ Берия по своей даче? Я правильно говорю, Лаврентий?
– И даже знать о том, что у Берии была дача, народу тоже не обязательно.
– …Вот почему ты правильно делаешь, – вновь слушал только самого себя Сталин, – когда не допускаешь, чтобы слух о покушении на товарища Сталина обрастал разговорами, сплетнями и домыслами наших врагов. Кто еще знал о том, что двое бывших наших солдат были заброшены сюда для этой гнусной операции?
– Офицеры, которым докладывал лейтенант – капитан, майор, полковник, генерал…
– Даже генерал? – сокрушенно покачал головой Сталин, тяжело вздохнув.
– Все они будут молчать.
– Будут?
– У нас молчат.
– Там еще оказались замешанными какие-то милиционеры…
– Будем считать, что их уже нет, – общипывал гроздь винограда Берия. – И тех, кто их расстреляет, тоже не будет. Зачем истории знать то, что знать ей не положено? – почти скопировал Берия акцент своего хозяина.
– Но кто-то уже успел узнать о «Кровавом Кобе» в Верховном суде, прокуратуре, ЦК?
Берия задумчиво уставился в потолок и, не опуская подбородка, высокомерно повертел головой:
– Ни один человек.
– Значит, никто? – не поверил ему Сталин.
– Вроде бы… – уже менее уверенно подтвердил Берия.
– Совсем никто, Лаврентий? – наклонился к нему вождь через стол.
Берия наконец-то опустил голову и, глядя на вождя, поиграл желваками.
– Кроме меня…
– Вот видишь, Лаврентий, – еще более мрачно и отрешенно вздохнул Сталин. – Вот видишь…
– Но я-то буду молчать, – почти шепотом, срывающимся голосом проговорил «первый