– Черт возьми, не могли же они сооружать все это для одного-единственного обитателя «Интернационаля», пусть даже семейного. Что-то тут не то. Судя по тому, как оборудован спортзал, этот фешенебельный уголок Крыма больше смахивает на тренировочный центр спецназа, нежели на один из корпусов пансионата. Пусть даже рассчитанного на политэмигрантов и членов их семей.
Войдя в раздевалку, Виктор уже не удивился, увидев на столе записку, составленную все тем же бисерным, по-школярски старательным женским почерком: «Тренировочный костюм – ваш. Спортивной подготовкой заниматься не менее двух часов утром и двух часов – пополудни. Ориентировочно, с десяти до двенадцати и с четырех до шести. Это избавит вашу голову от ненужной мечтательной дури».
Улыбнувшись, Курбанов вдруг заподозрил, что записка была составлена только что. Во всяком случае, уже сегодня, после того, как он еще раз поговорил с полковником Буровым. У майора вдруг появилось предчувствие, что за ним, за каждым его шагом, следят с помощью скрытых телекамер.
«А еще, – читал он дальнейшие наставления, – после бассейна вы непременно должны одеваться так, словно отправляетесь на обед в ресторан отеля “Континенталь”. Весь вечер проводить в костюме-тройке и галстуке, за столом пользоваться ножом и вилкой. В аристократическом особняке – и вести себя надлежит по-аристократически. Разве не так?!»
Подписи опять не последовало. Зато появился «постскриптум»: «Все предписания выполнять строго и неукоснительно. В противном случае придется сменить место базирования. Отнеситесь к этому дружескому – было подчеркнуто – предупреждению со всей возможной серьезностью».
А ведь у нее армейский язык приказов, не допускающий никаких возражений. Похоже, что в устах женщины он становится еще более безапелляционным и жестким, нежели в мужских: срабатывает органическая потребность во что бы то ни стало подчинить себе мужчину, разрушить его волю к сопротивлению, почувствовать безраздельную власть над ним, повергнуть в трепетное преклонение перед собой.
Однако предаваться соблазнам спортзала Курбанов стал вовсе не потому, что этого требовала жрица сего храма. Майор успел забыть, когда в последний раз тренировался в подобных залах, да еще и с такими тренажерами, а потому не два, а почти три часа провел в секции рукопашного боя. Манекены оказались отличными, процентов на семьдесят заменяющими спаринг-партнеров. Причем расставлены были так, что создавалась иллюзия группового нападения.
Возвращаясь в основной корпус, Курбанов уже мысленно видел себя у холодильника – с его щедротами от полковника Бурова. Однако его явно опередили. Заглянув на кухню, майор обнаружил, что стол уже накрыт, а по ту сторону его сидит женщина лет тридцати, с высоко взбитыми волосами цвета спелой ржи, с правильными, хотя и чуть удлиненными, чертами надменно-холодного лица и такими же холодными, ничего не выражающими бездонно-голубыми глазами.
«Не она! – мгновенно