– Нет, по-моему, он так и не понял, что происходит в стране и почему мы здесь, – поднялся вслед за Банниковым «отпетый идеолог».
– А ему одинаково, – апеллировал к нему Дробин. – Это же манера нашего Президента: он заговорит любой самый ясный вопрос.
– В последний раз спрашиваю, – совершенно не собирался деликатничать и церемониться с генсек-президентом генерал Банников. – Ты подписываешь указ?
– Не подписываю. И от слова своего не отступлюсь.
– Тогда, как уже было сказано, сейчас же пиши заявление об отставке и убирайся к… матери!
– Генерал, генерал! – на сей раз, не выдержал уже Цеханов. Возможно, из чувства своего традиционного превосходства над армейским генералитетом, воспитанным в «лучших традициях» советского казарменного хамства. Что ни говори, а кое-каким манерам офицеров кагэбэ все же обучали. Постоянная работа с интеллигенцией, видите ли, обязывала.
– Все! – поднялся Президент, неуверенно хлопнув ладонью по столу. – Что бы вы здесь ни говорили, я ничего подписывать не стану. И на этом давайте закончим наш разговор.
Первым, метнув на генсек-президента преисполненный ненависти взгляд, оставил кабинет главком Сухопутных войск. У двери он попытался толкнуть плечом «верного пса», полковника Бурова, но тот инстинктивно ушел от удара и мстительно, победно ухмыльнулся. Вслед за главкомом, пытаясь одновременно протиснуться в дверь, вышли генералы госбезопасности.
– Этого отсюда немедленно убрать, – обронил Цеханов генералу Ротмистрову, проходя мимо полковника.
– Не ожидал, – хрипло проворчал Вальяжнин, набыченно глядя себе под ноги, – что он так ничего и не поймет; что он попытается нас вот так, вот…
– А чего от «такого…» еще можно было ожидать? – окончательно сжигал свои служебные мосты руководитель аппарата Президента, понимая, что быстрее всех и самым жестоким образом эти неудавшиеся переговоры отразятся именно на его судьбе. К тому же как руководитель аппарата главы государства, он явно не оправдал надежд «доросской группы», хотя не далее как два часа назад самонадеянно заверял кое-кого из «доросцев», что обладает достаточным влиянием на Русакова, чтобы в течение пяти минут склонить его к подписанию «чрезвычайки».
Решив, что он достаточно бодр, чтобы продолжить исследование свое убежища, Курбанов не стал, как прежде, восхищаться коврами, подсвечниками и репродукциями с картин древних мастеров, а сразу же отыскал ход, ведущий в подвал. Дверь была заперта, но довольно скоро среди ключей своей связки майор обнаружил ключ и от этой двери.
Подвальное помещение оказалось просторной, прилично обставленной жилой комнатой, хотя стальная дверь, воздушные фильтры и развешенные по стенам противогазы явно свидетельствовали о том, что задумывалась-то она как бомбоубежище. Правда, вполне респектабельное: с санузлом, ванной и даже небольшим рабочим кабинетом.
Однако майора больше интересовало