– ДА. ВЫ БОИТЕСЬ МЕНЯ. ПОТОМУ ЧТО ВЫ ЖАЛКИЕ ЧЕРВИ, КОТОРЫХ Я ЛЮБЛЮ ДАВИТЬ.
– Какие, идиот, черви? – крякнул юберфогель Ганс Шмидту. – Этот кролик, конечно, хорош, но он слишком гросс и гефэрлихь… Ахтунг! Ахтунг!
– КТО ТЫ?
– Их бин Ганс. Их бин дер юберфогель.
– ТЕПЕРЬ Я ОБРАЩАЮСЬ К ЮБЕРФОГЕЛЯМ. ХА. ХА. ХМ…
– О, йа, йа, натюрлихь! – крикнул Шмидт.
– ВЫ СЧИТАЕТЕ СЕБЯ ПРЕВЫШЕ ВСЕХ ОСТАЛЬНЫХ ПТИЦ.
– Зер гут, зер гут. – сказал Ганс.
– Я НЕ ПОНИМАЮ ВАШЕГО ОЛУШЬЕГО ЯЗЫКА.
– Вас ист дас?!
– ТАК ВОТ. ВЫ ОЧЕНЬ НАИВНЫ. ВЫ. ПРОСТО. ЧЕРТОВСКИ. НАИВНЫ. ВЫ СЧИТАЕТЕ СЕБЯ ВЫСШЕЙ РАСОЙ ПЕРНАТЫХ, НО НА САМОМ ДЕЛЕ ВЫ ТАКИЕ ЖЕ ЖАЛКИЕ АНИМАЦИОННЫЕ КАДАВРЫ, КАК И ВСЕ ДЕТИ КАДАВРА МАУСА.
– Доннер вертер! – крикнул Шмидт.
На эти слова чёрно-красный кролик ничего не ответил, а просто занёс над ним свою ногу и раздавил. Птица превратилась в кругляш, который ещё пытался качать права, крикнув: "Шайзе!", но второй удар ноги, раздавивший его ещё сильнее, успокоил его. Он, хрипя, произнёс, обращаясь к Шмидту:
– Майн… фройнт… Май-й-й-йн… фройнт… Флиген, майн… ф-ф-ф-фройнт… шащ… ф-ф-ф-фььььыыыььь…
– ПРОЩАЙ, ОТРОДЬЕ ДОНАЛЬДА. – сказал гигантский кролик несудьбы, наступив на него в третий раз, тем самым убив селезня-фашиста. Шмидт пытался взлететь, но мульяшная сущность, растоптавшая его лучшего друга, сфокусировала пучок энергии в одной из своих передних лап и метнула его в птицу. Он попал в неё, отрезав ей крыло. Шмидт упал, и голый сук пронзил его насквозь. Однако селезень оставался жив.
– А мне не больно…
Убийца, с самого момента своего возникновения не имевший берегов, не любил прерывать страдания своих жертв до того, как выжмет чашу их боли досуха. Поэтому он сфокусировал энергию во второй раз, отрезав второе крыло несчастной птице, сказав таким же громогласным тоном:
– ТЕБЕ НЕ УЛЕТЕТЬ ОТ СОБСТВЕННОЙ НИЧТОЖНОСТИ, ЧЕРНИЛЬНЫЙ ЧЕРВЬ.
– А! Мои крылышки! Мои прелесные крылышки… Найн… Мои крылышки… – взмолился Шмидт, силясь слезть со своего сука. Пощади меня, пощади.
– ТЫ ХУЖЕ ВОРОБЬЯ, ХУЖЕ ПОМОЙНЫХ ГОЛУБЕЙ, ХУЖЕ БАКЛАНА, ХУЖЕ ПЕЛИКАНА.
– А, низший птиц! Он должен умереть!
– НЕТ, ЭТО ТЫ ДОЛЖЕН СТРАДАТЬ.
Заместо этого он снял бескрылого селезня и разорвал его надвое, словно половую тряпку. И пусть вторая половина всё ещё дышала, но ей оставалось недолго. Мультяшки обычно не чувствуют боль так сильно, как люди, но тут всё было решено. Она истошно орала.
– ЛАДНО. Я ПОЩАЖУ ТЕБЯ. ИБО ТЫ НЕ ДОСТОИН СМЕРТИ.
С этими словами, порешив последних